На полпути в ад

Я тотчас же схватился за телефон и позвонил в полицию. Натурально, пока они туда ехали, я огляделсяпо сторонам. Но прежде всего я просто слонялся по особняку, совершенно ошеломленный. По всей видимости, я опять поднялся в спальню. У меня-то это не отложилось в памяти, но там на подушке обнаружили пятно крови. Еще бы! Я весь был покрыт кровью. Чуть ли не пропитан: я ведь на него упал. Вы можете представить ошеломленного человека? Вы можете представить, что он забрел на второй этаж и даже не сохранил об этом воспоминания? Можете?

— Конечно, могу, — сказал Логан.

— Вполне естественное состояние, — поддакнул я.

— Они-то подумали, что тем самым прижали меня к стенке, — продолжал Рид. — Так и заявили мне прямо в лицо. Идиоты! Словом, я помню, что озирался по сторонам и вдруг увидел орудие убийства. У Эрла в кухне красовалась разнообразнейшая кухонная утварь. Это была продукция одного из наших филиалов. В частности, был у него топорик для рубки мяса — такой можно увидеть в первой попавшейся мясной лавке. Он валялся в комнате на ковре.

Словом, понаехала полиция. Я рассказал все, что мог. Эрл был спокойным человеком. Не имел врагов. Да и у кого гсть такие враги? Я решил, что там побывал какой-то маньяк. Ничего не было похищено. Значит, не разбой, разве что туда нагрянул какой-нибудь полоумный бродяга, и его что-то так напугало, что он побоялся что-либо прихватить.

Кто бы там ни был, смылся он крайне аккуратно. Чересчур аккуратно для полиции. И чересчур аккуратно для меня. Искали они отпечатки пальцев, но ничегошеньки не нашли.

В делах такого рода у них разработана нескончаемая тягомотина. Не стану утомлять вас каждой подробностью. По-видимому, данная процедура оказалась несостоятельной: тот парень им не по зубам. Но, конечно, полиции хотелось произвести арест. Вот они и предъявили обвинение мне.

Дело у них было построено на частице "не". Бог их знает, на что они надеялись. Может быть, они-то рассуждали иначе. Но поймите: одно дело, если бы у них замкнулась цепь убедительных косвенных улик и мне бы все сошло с рук только благодаря тому, что разделились голоса присяжных, и совсем другое — признать, что от истинного преступника не осталось ни пуха ни пера.

Какие улики свидетельствовали не в мою пользу? То, что в доме не оказалось и следа кого-то третьего! Да это свидетельствует только о их треклятой беспомощности, больше ни о чем. Убивает человек своего лучшего друга Ни с того ни с сего? Отыскали они хоть какую-то причину, хоть какой-то мотив? Первым делом они принялись искать женщину. Умственные способности у них-как у подписчиков бульварных газетенок. Прочесали наши денежные дела-и его, и мои. Попытались даже раскрыть какую-то связь с каким-то подпольем. Господи, знали бы вы, что это такое — терпеть перед собой лица, сошедшие со страниц комиксов, и сталкиваться с умами под стать лицам! Если вас когда-нибудь обвинят в убийстве, лучше уж повесьтесь в камере в первую же ночь.

Под конец они вцепились в шашечную партию. Бедные, безвредные шашки! Во все время игры мы с ним разговаривали, понимаете ли, и порой забывали даже, чей ход. Надо полагать, есть люди, способные взбелениться в споре о детской игре, но для меня это нечто совершенно непостижимое. Вы-то сами можете себе представить, как человек убивает друга во время игры? Я не могу. Если на то пошло, эту игру мы, помнится, начинали сызнова, и не один раз, а два; первый раз-когда коктейли готовил Эрл, а второй раз-когда смешивал я. Оба раза мы забывали, кому ходить. А полиция к этому придралась. Надо было им найти хоть тень какого-то мотива, а ничего получше они не могли придумать.

Разумеется, мой адвокат не оставил от их построений камня на камне. Благодарение Господу, у нас в ту пору царило повальное увлечение — в обеденный перерыв все как один играли в шашки. Очень скоро адвокат отыскал с полдюжины сотрудников, готовых поклясться на Библии, что ни Эрл, ни я никогда не принимали эту игру всерьез, да еще до такой степени, чтобы из-за нее передраться.

С другими мотивами полиция и вовсе не могла выступить. Полное отсутствие. Оба мы — и он, и я — вели образ жизни простой, заурядный, обыденный, открытый как книга. А полиция с чем выступила? Не могла отыскать того, за отыскание чего ей платят деньги. За это она решила послать человека в камеру смертников. Дальше ехать некуда.

— Звучит странновато, — заметил я.

— Да, — поддержал он с пылом. — Вот именно странновато. Они получили то, чего добивались: девять присяжных проголосовали за оправдание, трое — против, и тем самым полицейские уберегли честь мундира. Там еще оставался простор для намека, что они с самого начала вышли на верный путь поисков. Но можете себе представить, на что с тех пор похожа моя жизнь! Если вас, друзья, когда-нибудь постигнет нечто подобное, — удавитесь в камере в первый же вечер.

— Не надо так говорить, — возразил Логан. — Послушайте, вам пришлось нелегко. Хуже не бывает. Но черт возьми! Эта полоса кончилась. Теперь вы здесь.

— И мы здесь, — прибавил я. — Если это служит хоть слабым утешением.