На полпути в рай

Омм-ол-Банин была недалёкой деревенской женщиной, которая знала свою госпожу и её дорогого мужа Манучехра Доулатдуста уже много лет, не говоря уже об их обворожительных детях Фарибарзе и Виде. Тридцать лет назад отец или мать, а может быть и оба вместе, бросили на дороге девочку. Покойный Хаджи Мохаммед Али, да помилует его аллах, сколотивший небольшой капиталец от продажи разрезанных шнурков для штанов, в то время только вернулся из Мекки. Тогдашний Мортаза, а нынешний господин Манучехр Доулатдуст был двенадцатилетним сорванцом, который лишь тем и занимался, что без конца ругался, весь день гонял голубей и играл в бабки, орехи и ещё бог знает во что. Он был способен только на дурные поступки. Стоило матери отвернуться, как он тащил из дома какую-нибудь вещь, продавал её и деньги проигрывал в карты. Промышлял он и по лавкам. Зазевается на минутку лавочник, и Мортаза уже что-нибудь стащил. Так он позорил имя своего отца, несчастного хаджи, который честным путём заслужил этот титул.

Однажды Амине Солтан, мать господина Манучехра Доулатдуста, которую только три дня как стали называть «жена хаджи», возвращаясь от своих родственников, на улице Странников услышала плач ребёнка. Подойдя, она увидела бледное, полуживое существо, облепленное мухами. Когда Амине Солтан увидела, что это девочка, она тут же решила взять малышку к себе и вырастить её… Ведь Мортаза в конце концов образумится, захочет обзавестись семьёй, и им не нужно будет тогда давать калым за невесту.

Тут надо сказать, что во время паломничества в Мекку хаджи по пути к храму господню встретил одну вдовушку и безнадёжно влюбился в неё. Понравилась ему вдовушка то ли потому, что она была очень пышной, то ли потому, что на её шее висело золотое ожерелье. Любовь хаджи осталась неудовлетворённой: какой-то ловкий араб увёл вдовушку. И теперь хаджи решил в память о своей безответной любви назвать ребёнка Омм-ол-Банин.

Через несколько лет, когда у бледной, худой и полуживой девочки наступил переходный возраст и тело её стало приобретать некоторые формы, в одну из ночей ей молча накинули на голову вуалевый платок, прикрыв жёлтое, худое лицо, выщипали, не обращая внимания на её рыдания, волосы на щеках, и спустя два часа девочка поняла, что её выдали замуж за того самого проклятого Мортазу, которого теперь уже стали величать господином Мортазой,

Из всех событий, связанных с этим неожиданным, богом данным браком, самым незабываемым было то, что произошло на следующее утро: свекровь позвала девочку, но муж не позволил ей уйти. К сожалению, радость была недолгой: жена хаджи ворвалась в комнату молодых, как всегда, с заткнутыми за пояс концами чадры и веником в руках. Пять раз подряд ударила она девочку по голове, покрытой свадебным вуалевым платком, своим грязным, жёстким веником, приговаривая: «Чтоб тебе сгореть, проклятая, или ты решила, что раз стала моей невесткой, то можешь теперь прохлаждаться? Я для тебя не мать твоего мужа, а всё та же жена хаджи. Найди ты хоть семь лазеек, всё равно от меня не уйдёшь! Я сделала тебя своей невесткой, чтобы иметь помощь, а не обузу. Понимаешь ты это или нет?» И для большей убедительности она ещё три раза ударила её веником.

Живя со своим супругом, Омм-ол-Банин должна была во всём ему подчиняться. Выполняя священные обязанности жены, соблюдая законы шариата и орфа, она была обязана быть ему во всём помощницей и сообщницей, то есть тащить, что плохо лежит, а уж он делал из этого деньги. Хаджи, да помилует его аллах, старел, терял зрение и рассудок, и руки у него стали дрожать, особенно когда он выдавал своим домашним деньги. А взращённая в доме счастливая сноха, пользуясь каждым удобным случаем, лезла украдкой в карман кафтана хаджи, вытягивала оттуда деньги и передавала их Мортазе.

Прошло несколько лет, и, как предсказал хаджи, назвав её Омм-ол-Банин[71], она родила одного за другим четырёх сыновей и одну дочь. Но не надо думать, что такая мать, как подкидыш Омм-ол-Банин, могла воспитать и вырастить детей. А если бы даже они и имели несчастье вырасти то можно себе представить их судьбу под опекой Нахид Доулатдуст и её детей Фарибарза и Виды. Самым несчастным был бы пятый ребёнок, который, к счастью, появился на свет мёртвым. Когда он был ещё в утробе матери, покойный хаджи заболел воспалением лёгких и, пролежав две недели, несмотря на всю свою ловкость в жизни, отдал богу душу. Похоронили его в пригороде Тегерана, на кладбище Аб-амбаре Касем-хан.

Когда хаджи был жив, он красил бороду, брил голову, ходил в длинном габа, зимой — в толстом, а летом в тонком аба, белой тюбетейке ручной работы с чёрным узором, в рубахе без воротника, в башмаках с примятыми задниками. Всё это придавало ему набожный вид, и своим друзьям он казался более благочестивым, чем любой пишнамаз[72], рузехан[73] или чтец корана и наставлений. Но стоило ему умереть, как выяснилось, что он был нечист на руку и прибирал к рукам всё дозволенное и недозволенное.