На полпути в рай

Что касается самой Гити-ханум, то, хотя она и не была беспомощной и до сих пор прекрасно справлялась со своими делами сама, на сегодняшнем банкете она, по-видимому, устала от этой надоедливой толпы, которая не оставляла её в покое и требовала не только внимания к себе, но и улыбок. По её беспомощным, молящим о сострадании взглядам, которые она бросала в сторону Махин Фаразджуй, было ясно, что она молча взывает к ней: «О великодушная, избавь меня от этих нахальных мужчин!»

Мистер Духр развязно подошёл к Гити-ханум, взяв себе в наперсники господина Ага Хосейна Боланд Бала, носившего громкое прозвище Высочайший. Этот господин, которого повсюду восхваляли и возвеличивали, как бы в подтверждение поговорки «Не бывать плешивому кудрявым», был ростом всего лишь один метр и четыре сантиметра. Он несколько лет защищал высшие интересы Ирана в стране, расположенной по ту сторону океана, и только недавно вернулся из этой ответственной, исторической для Ирана, командировки.

Другими словами, там он предлагал американцам использовать территорию Ирана для осуществления тех целей, которые один аллах ведает, к чему приведут. Его красноречие на английском языке пока привело лишь к тому, что американцы в виде компенсации надавали ему ложных обещаний.

Сей политический, в полном смысле этого слова, как его понимают европейцы, деятель, несмотря на свои шестьдесят с лишним лет, подобно ребёнку, который только-только начинает разговаривать, получает от каждого произносимого им слова такое огромное удовольствие, что не приведи господь мусульманину видеть и неверному слышать. Но особое удовольствие он получает, когда говорит на английском языке, и одной из удивительных особенностей, вложенных в него природой, является то, что всё услышанное на персидском языке он принимает с большими колебаниями и недоверием, но если то же самое сказать ему по-английски, он таращит свои глаза, с таким раболепием выслушивает и так благодарит собеседника, даже если тот говорит какую-нибудь благоглупость, что трудно передать.

Мистер Духр скромно и почтительно стоял возле стены, неподалёку от молодой дамы, и время от времени старался ввернуть в разговор реплику и показать свой исключительный ум, способности и знания, присущие уроженцам заокеанской страны. Что же касается дамы, то она, зная, что стоит ка этом базаре мистер Духр, какими делами он занимается и что может сделать, была не прочь завлечь и его в свои сети, но, к сожалению, в данный момент её больше интересовал другой, а именно его превосходительство господин Хосейн Боланд Бала.

Сидя в когда-то мягком, а теперь с вылезшими пружинами кресле господина Манучехра Доулатдуста, положив на колени квадратную, сплетённую из золотых колечек сумочку, она держала между пальцами американскую сигарету и, время от времени поднося её к тонким накрашенным губам, с надменным видом выпускала изо рта струйку дыма. Не желая молчать в присутствии представителя правительства могущественного государства, она обратилась к господину Хосейну Боланд Бала.

— Сегодня погода немного улучшилась.

— Да неужели?

— До полудня было тепло, светило солнце…

— Да что вы говорите?

— Я думаю, что теперь зиме уже пришёл конец.

— Не может этого быть!

— Вы сегодня изволили прийти один, ваше превосходительство?

— Да, горбан.

— А мадам разве не с вами?

— Нет, горбан.

— Почему?

— Да как вам сказать? Я сам удивляюсь, почему она не приехала.

— Замечательно, вы всегда всему удивляетесь.

— Неужели?

— Может быть, мадам сегодня нездорова?

— Я не буду удивлён, если она нездорова.

— Разве, когда вы шли сюда, её не было дома?

— Нет, почему, она была дома.

— Так что же случилось, что она с вами не пришла?

— Как вам сказать? Я сам удивляюсь, почему она не пришла.

Тут наконец терпение дамы лопнуло. Тем не менее она сдержала негодование и лишь сочла за лучшее переменить собеседника. Обернувшись к мистеру Духру, она сказала:

— Мистер Духр, вы в Америке тоже встречались с господином Боланд Бала или же познакомились с ним только здесь?

— Нет, я удостаивался чести видеться с ним и в Америке. Мне было необходимо посоветоваться с ним о делах, которые мне предстояли в Иране.

— А что, в Америке он тоже постоянно был в состоянии изумления?

Здесь господин Боланд Бала не удержался и решил пошутить:

— Ханум, я был в состоянии изумления даже тогда, когда находился в чреве матери.

На этот раз ханум тоже не осталась в долгу:

— Неужели?

— Да, ханум, и в этом нет ничего удивительного.

— Как же так? Это должно быть удивительно даже для вас самого.

— Конечно, ханум, я тоже удивлялся этому раньше, но потом привык.