На полпути в рай

— А какое они имеют к тебе отношение? Они существуют для людей, которые хотят взыскать с кого-нибудь причитающиеся им деньги, получить обратно своё имущество, добиться от жён отказа от претензий, которые те предъявляют им, и скорее избавиться от самих жён, а из— за такого голодранца, как ты, никто не будет созывать судебного заседания. Ах ты, несчастное, бессловесное животное, кто же тебя будет судить? Разве прокурор, судьи и следователи шахиншахского правительства сидят без дела и у них есть время возиться с тобой? Ты разве не слыхал, что законодательная власть страны пользуется большим уважением, независимостью и никому не подчиняется?

— Да, но неужели я не могу узнать о том. что меня ждёт?

— Что тебя ждёт? Всё очень просто. Ты подданным шахиншахского правительства Ирана, ты Плешивый Аббас, продающий мороженое на перекрёстке у источника.

Ну, что тебе ещё надо? Уж не хочешь ли ты получить от меня оставшееся тебе в наследство от отца имущество?

— Так что же, нас так и не будут судить?

— Ну, если тебя одолевает такой зуд, мы не возражаем. Даст бог, в ближайшие дни твоя участь будет решена.

На основе большого и разностороннего опыта, приобретённого Аббасом за время его пребывания в тюрьме, он пришёл к выводу, что аппарат шахиншахского правительства, подобно учредителям некоторых религий, скорее осуществляет свои обещания относительно ада, мучений и страданий, чем обещания о рае и существующих там благах. Здесь, в тюрьме, тоже очень быстро выполнили своё обещание. Спустя три дня после разговора Аббаса со старшим надзирателем двое часовых с винтовками на плече вывели его по лестнице из этого проклятого подвала на улицу. Дрожа от страха и волнения, Аббас прошёл Баге-мелли, проспект Хайяма, поднялся по лестнице Дворца правосудия, прошёл извилистые коридоры. Наконец его остановили перед дверью одной из комнат. Здесь он очень долго сидел на корточках в ожидании. Посетители нескончаемым потоком входили и выходили из комнаты. Под охраной часовых туда приводили арестованных мужчин и женщин, а спустя некоторое время их выводили обратно, сгорбившихся от побоев. Наконец Аббас дождался осуществления своей мечты, подошла его очередь. Наконец-то его тоже официально признали подданным шахиншахского правительства. Его ввели в комнату, разрешили сесть и разъяснили ему смысл слова «правосудие», дали ему распробовать это яство, которого он до тех пор никогда в жизни не пробовал. Даже теперь, когда прошло уже много времени, он каждый день и каждую ночь продолжает ощущать во рту его вкус.

Стоит только ему тёмной ночью или среди бела дня сомкнуть веки, как перед ним возникает та комната, в которой он сидел против следователя. Казалось, будто он случайно попал в рай и никак не может забыть этого прекрасного видения. Комната следователя во всех её деталях в тысячный раз всплывает в его воображении.

Открыв дверь, Аббас попал в небольшой коридорчик, в конце которого имелась ещё одна дверь, ведущая в Другую каморку. В этой каморке за столом сидели два человека. Возле того, который был с левой стороны, стояли два расшатанных стула с облезшей краской, а в другом конце комнатки, возле деревянного шкафчика, выкрашенного под орех, сидела на корточках старушка, закутанная в чадор-намаз.

На краю стола, с одной и с другой стороны, лежало около пятидесяти дел в картонных папках, сложенных в стопку и раздувшихся от бумаг. С каждой папки списали три ленточки — голубая, белая и красная, а из папок высовывались края белых и уже пожелтевших листов бумаги, напоминавшие рубашку с обтрёпанным подолом.

Когда Аббас вошёл, толстый, невысокого роста человек, с густыми чёрными усами, сидел, склонившись над бумагами, за столом. Ои, словно печная труба, дымил сигаретой и писал что-то красно-синим цветным карандашом. Полицейский № 4832, вошедший в комнату вместе с Аббасом, щёлкнув каблуками, громко поздоровался с этим человеком и хриплым голосом, по которому можно было определить, что он просрочил время приёма очередной порции опиума, сказал:

— Горбан, продавец мороженого Аббас из квартала Сарчашме доставлен.

Мужчина поднял голову, бросил на полицейского гневный взгляд, который, казалось, говорил: «Ах ты бездельник, как не вовремя ты влез сюда! Разве ты не можешь убраться отсюда вон?» Затем он указал Аббасу рукой на стул, стоящий возле него, и снова углубился в свои бумаги. Одному аллаху известно, сколько часов пришлось несчастному Аббасу сидеть тут в ожидании допроса. Полицейский стоя начал дремать и, чтобы не свалиться посередине комнаты, открыл дверь и вышел в коридор.

Прошло довольно много времени, прежде чем господин следователь, посмотрев на часы, сказал сидевшему против него секретарю:

— Господин Реджаи, на сегодня рабочий день окончен, скажите полицейскому, пусть он отведёт обратно в тюрьму этого человека, а завтра утром снова приведёт его сюда.