На пользу и славу Отечества [с иллюстрациями]

На мост уложили три тысячи пудов железа. Кулибин увидел гору кирпичей:

– Тащите и кирпичи! – крикнул он рабочим.

Он взбежал на мост. За ним поднялись академики. Модель стояла не шелохнувшись.

Но модель – моделью. Настоящий же кулибинский чудо-мост так и не был построен.

Рукотворное солнце

Зимой 1779 года в газете «Санкт-Петербургские ведомости» появилось объявление. В нем сообщалось, что механик Кулибин изобрел удивительный фонарь с особым зеркалом, «которое, когда перед ним, – писала газета, – поставится одна только свеча, производит удивительное действие, умножая свет в пятьсот раз противу обыкновенного свечного света и более». И петербуржцы в этом скоро сами убедились.

Однажды поздним вечером на Васильевском острове вспыхнул большой огненный шар. Он ярко осветил набережную.

– Что это? – спрашивали друг друга перепуганные горожане. – Уж не знамение ли, предвещающее какую-либо беду?

Люди, крестясь, большой толпой двинулись к Неве. И только подойдя поближе к огненному шару, убедились, что ничего таинственного в нем нет. Просто Кулибин вывесил из окна своей квартиры фонарь-прожектор. Секрет устройства фонаря состоял в том, что свет свечи отражался во множестве зеркалец, склеенных в одно большое вогнутое зеркало.

Кулибин хотел использовать свой прожектор для освещения улиц, на морских кораблях и маяках. А фонарь был превращен в забаву на балах у царицы и ее придворных. Замечательный мастер страдал. Ему хотелось быть полезным своей стране, а его принуждали заниматься пустяками да еще и хвалили за это.

Как Кулибин починил Корнелия

Забавы ради вельможи привозили из-за границы диковинные автоматы, тешились сами и тешили других. Один из них, Лев Нарышкин – шутник и острослов, то ли в Германии, то ли во Франции купил «железного человека». Корнелий, так назывался автомат, сидел в кресле перед столиком. Он мог перебирать игральные карты, передвигать шашки, считать деньги. Устройство его было весьма сложным.

Нарышкин собирался показать Корнелия на пышном балу. Автомат же, как на зло, испортился.

Для починки его вельможа пригласил итальянского механика Бригонция. Тот принялся было за дело, но как ни старался, «оживить» автомат так и не смог.

– Даю голову на отсечение, – заявил он Нарышкину, – если кто-то сумеет починить Корнелия.

Тогда позвали Кулибина. Иван Петрович быстро разобрался в устройстве автомата. Что-то подвернул, что-то переставил. Корнелий зашевелился, а затем и карты стал перебирать, и шашки переставлять.

– Позвать сюда Бригонция! – приказал Нарышкин.

Через пять минут итальянец был уже во дворце.

– Прошу тебя, попробуй еще раз, пусти в ход Корнелия, – шутя стал умолять Нарышкин.

– Нет, нет, это невозможно, – отвечал Бригонций. – Пусть отрубят мне голову.

И вдруг механический «человек» поднял руку и громко крикнул:

– Рубите ему голову!

Это крикнул Кулибин, спрятавшийся позади автомата. Но Бригонций так перепугался, что, не помня себя, бросился к выходу.

– Бригонций, вернитесь! Вы забыли свою шляпу! – кричал Нарышкин, покатываясь со смеху.

Самоходное судно

С детских лет видел Кулибин тяжкий труд волжских бурлаков. Еще не были изобретены пароходы. По Волге ходили расшивы – большие, вместительные суда. На них и перевозились различные товары.

Вниз, по течению, они плыли сами. А вот вверх, против течения, расшиву надо было тащить силой. Тогда и впрягались в лямки бурлаки. Они шли по берегу и, упираясь ногами в песок, камни, тянули тяжело нагруженное судно.

Это был каторжный труд. Чем заменить бурлаков? Как заставить судно самому двигаться против течения реки? Иван Петрович и в Петербурге продолжал над этим думать.

– Глядите, глядите, само идет! – восклицали петербуржцы в один из летних дней 1782 года.

И верно, по Неве быстро двигалось небольшое судно. Шло само против течения. Испытывался «водоход» Кулибина. Устройство его было несложно. Кулибин установил на «водоходе» колеса с лопастями. К валу этих колес привязывался прочный канат. К другому концу каната был прикреплен якорь. На лодке якорь завозился вперед. Течение вращало лопастные колеса. Канат наматывался на вал, и судно подтягивалось к якорю.

Понятно, хлопотно было с этим якорем и канатом. Но все же куда легче, чем тянуть бурлацкую лямку.

В жизни Кулибина между тем намечались серьезные перемены. В письмах родным Иван Петрович все чаще и чаще жалуется на трудную жизнь. Изобретения его не используются. «Обстоятельства мои все без известности и поныне, коих кажется и надежды к лучшему не предвидится», – писал он весной 1800 года. Кулибин уезжает на родину, в Нижний Новгород. Навсегда.

Здесь он и построил свое большое самоходное судно. Оно было похоже на обычную волжскую расшиву, но имело колеса с лопастями. На судно погрузили более восьми тысяч пудов песку. С этим грузом самоходная расшива легко двигалась против течения.