«13:10, Ж78, гипотония, не интубирована, ШКГ 15». Эти загадочные данные санитар вводит в свой NIDApad и отправляет их в профильную больницу. Расшифровка данных уже не представляет для меня сложностей. Сейчас 13:00, а значит, через 10 минут доставят женщину 78 лет с жалобами на сердце. Дыхание в норме. По шкале комы Глазго, оценивающей степень нарушения сознания пациента, отметка достигает максимального значения 15, это значит, что женщина не дезориентирована и может связно говорить. Кажется, это не самый тяжелый случай. Хамуди любезно кивает мне перед тем, как отправиться в очередной тур по коридору. Я остаюсь на месте, жду прибытия санитаров, наблюдаю, записываю.
Через 24 часа привозят самого Хамуди. Без сознания, он лежит на каталке, лицо в синяках и кровоподтеках, из правого виска сквозь повязку, наложенную врачом неотложки, сочится кровь.
Все так же, как обычно и происходит в таких случаях: во время подготовки к КТ врач рассказывает коллегам из отделения неотложной хирургии об уже принятых мерах. Человек упал с велосипеда, вероятно, хотел заехать на бордюр. Он ударился головой без шлема об асфальт, получил несколько ссадин. Предварительный осмотр выявил, что единственная серьезная травма — травма головы.
Так или иначе, я уже видел пару подобных случаев. Но в этот раз все по-другому. Пациент, которого везут на КТ, не просто 55-летний мужчина с рваной раной на голове и в состоянии шока, со стабильным кровообращением и без хронических заболеваний. Это еще и человек, проделавший путь в более чем три тысячи километров, три с половиной года назад покинув огромный лагерь беженцев в Ливане, где оказался вместе со своей семьей. Это отзывчивый скромный коллега, который идет навстречу всем, будь то заведующий отделением, специалист по обработке данных, которому нужен монитор, или уборщица из Румынии. Человек, который любит общаться, ведь таким образом он лучше освоится в новой среде и, прежде всего, улучшит знание языка. Гордый отец сына Ахмеда и муж прекрасной темноглазой женщины в пестром платке, которая готовит такие удивительно вкусные сладости.
Через тонкое стекло я вижу, как на томографе делаются снимки костей черепа, а на лице отражаются красные полоски света, и думаю о дистанции и близости, о том, что значит жить вопреки рутине. Я направляюсь к посту, беру тетрадь и набрасываю несколько слов. А затем кладу ее обратно в сумку и оглядываюсь.
Рабочие кресла пусты, на экранах отображается информация, к которой обращались врачи в прошлый раз: анализы крови из лаборатории, незаполненная анкета поступившего, рентген грудной клетки. Бросаю взгляд на табло поступивших: последняя строка появилась более часа назад. На экране по левую руку от меня высвечивается, что сейчас в гипсовом кабинете отделения хирургии находится пациент, в терапевтическом отделении занято четыре процедурных кабинета. В приемной три пациента, все отмечены зеленым, значит, волноваться не о чем.
Удивительно, но для меня все это уже стало привычным. Кабинеты и коридоры, экраны и приборы, запах дезинфицирующих средств, постоянный звук устройства наблюдения. За несколько дней я привык к этому так же, как к своему отражению в зеркале, которое вижу перед выходом из раздевалки до начала смены. Но разве я здесь не за этим?
— Привет. — Передо мной возникает Майк с телефоном в руке. — Скоро прибудет вертолет, он должен доставить пациента в другую клинику. Мне нужно подняться на крышу, подготовить площадку. Ты со мной?
Как и должно быть
Проверка безопасности посадочной площадки на крыше клиники входит в обязанности команды центральной неотложной помощи. Как только мы получаем сообщение о том, что вертолет взлетел, я взбираюсь на верхний этаж и встречаюсь там с коллегой. Из служебного помещения, как из высокой башни, видна посадочная площадка. Вместе мы проверяем, свободна ли она, активированы ли системы безопасности, и включаем освещение. Кроме того, на случай экстренной посадки нам нужно удостовериться в надлежащем состоянии аварийно-спасательного оснащения: пожарных каски, огнетушителей, топоров, стамесок, ящиков с перевязочным материалом. Когда все это подготовлено, мы ждем приближения тихого жужжания пропеллера, холодной волны ветра, которая не прекратится до тех пор, пока вертолет под оглушительный шум не приземлится.
Так происходит и сегодня. Мы с безопасного расстояния наблюдаем посадку, встречаем врача и санитаров, которые вместе выгружают носилки из летательного аппарата, пожимаем руку пилоту, который будет ожидать в кабине до вылета. Все остальные, включая нас с Фабианом, направляются к лифту.
— Куда вам? — спрашиваю я.