На пороге чудес

Пока она сидела, ноги отекли, ремешки врезались глубоко в кожу. Она протянула руку и с трудом, превозмогая острую боль, стащила с ног туфли. Истер, уже справившийся с тортом, заглянул под стол и посмотрел, что она делает.

— Боюсь, что я не в состоянии идти, — сообщила Марина.

Что плохого, если она скажет правду? Она действительно не может идти.

Доктор Свенсон позвала официанта, и Марина отчетливо расслышала среди португальской речи слово «Милтон».

— Он приедет и заберет вас, — она велела Истеру показать ей одну туфлю, осмотрела ее, как редкую археологическую находку и проворчала:

— Не понимаю, зачем женщины добровольно решаются на такие муки.

— Для меня это тоже загадка, — вздохнула Марина.

Сейчас она была готова ходить босая до конца жизни.

— Барбара сказала, что вы у меня учились, — сказала доктор Свенсон.

Вероятно, инцидент с туфлями напомнил ей об этом, и она удивлялась, почему ее студентка так плохо знает анатомию.

— Да, училась, — подтвердила Марина.

Все ее страхи улетучились. Да плевать ей на все!

— Вероятно, в Школе медицины Джона Хопкинса?

Марина кивнула:

— Мне сорок два года.

Доктор Свенсон подписала счет и оставила его на столе. Он, несомненно, будет предъявлен компании «Фогель».

— Что ж, вероятно, я преподавала недостаточно убедительно, раз вы перешли в фармакологию. Но теперь я работаю над лекарственным препаратом. Значит, мы оказались, в конце концов, на одном поле.

Она подняла с пола туфли и вручила их Истеру. Тот был очень доволен таким поручением.

— Никто не знает, как повернется жизнь, доктор Сингх.

Марина собиралась что-то ответить, но тут в дверях появился Милтон.

В ту ночь Марина долго возилась в ванной со своими бесчисленными ранами — клочками содранной кожи на пятках и пальцах ног, водяными мозолями, всевозможными укусами, которые зудели или кровоточили. Она терла их намыленной губкой, пока кожа вокруг красных ранок не покраснела, потом промокнула насухо и нанесла на них мазь.

Все это она проделала прежде, чем позвонить мистеру Фоксу.

Ее не волновало, что уже поздно; она собиралась его разбудить, надеясь таким образом получить преимущество в их разговоре. Она живо представляла себе, как телефон зазвонит на ночном столике возле кровати, где она иногда засыпала, но никогда не спала всю ночь, той самой кровати, где она надеялась вскоре оказаться. Мистер Фокс ответил после четвертого звонка, его голос звучал бодро и собранно; вероятно, он не торопился с ответом, чтобы полностью проснуться.

— У тебя все в порядке? — спросил он.

— Я натерла мозоли на ногах, — сообщила она, осторожно потрогав пальцем ноги одну из мозолей, — но в остальном все очень хорошо. Я нашла доктора Свенсон.

Она выпалила это сразу, не дожидаясь его вопроса. Он спрашивал ее каждый раз, словно она могла по рассеянности забыть сказать ему об этом. Она рассказала ему про оперу, Истера и ужин. Стала рассказывать про Андерса, пытаясь вспомнить все подробности, и поняла, что знает очень мало.

Что она могла сообщить шефу? Что проект движется вперед, но отстает от графика? Правда, несмотря ни на что, она была уверена в главном: доктор Свенсон стремится закончить работу, это точно, и она доведет ее до завершения, хоть пока и не сообщает, когда препарат можно будет направить в FDA.[7]

— У нее нет никакого графика работ? — спросил мистер Фокс.

— Абсолютно ничего, — подтвердила Марина, хотя на самом деле даже не спрашивала об этом.

Почему?

Потому что слушала доктора Свенсон, как студентка слушает профессора, как грек — оракула. Она не задавала вопросов, а лишь запоминала ответы.

— Ничего, — успокоил ее мистер Фокс. — Это только первая встреча. Правильно, что ты пока не нажимала на нее. Значит, завтра ты уедешь?

— Завтра или послезавтра. Как получится с билетами. Я полечу на первом же самолете, где будут места.

— На самолете? — удивился мистер Фокс.

— Да. Домой.

Трубка молчала, и это молчание обескураживало. Марина уже все поняла, но не хотела расставаться со своим заблуждением. Ей хотелось домой. У нее не было багажа, его так и не нашли. Все купленное в Манаусе она тут и оставит, кроме маленькой белой цапли и красного браслета, завязанного на запястье. Мысленно она уже видела за огромными окнами аэропорта Миннеаполис — Сент-Пол белые ветки цветущей сирени и мечтала о том, как она выйдет на улицу и вдохнет полной грудью медовый воздух…

— Тебе рано уезжать, — сказал мистер Фокс, — ведь ты так долго ее искала.

Он скажет это и через полгода, и через год.

«Рано уезжать».

Может, он хочет, чтобы она жила здесь до тех пор, пока не сообщит, что готова привезти в кармане законченный препарат от бесплодия?

— Я передала доктору Свенсон все, что должна была передать, — возразила Марина.

Конечно, она не была уверена в этом полностью, но зато не сомневалась, что любые ее слова все равно прозвучали бы впустую.

Доктор Свенсон никогда не станет слушать ни Марину, ни Андерса, ни мистера Фокса. Это не в ее привычках. Марина не собиралась менять течение мощной реки.