На пороге чудес

— Я очень устала, доктор Сингх, — сказала она и пригладила ладонями волосы. — У меня ишиас в левой ноге, а плод давит на мой мочевой пузырь. Когда я ложусь, он начинает бунтовать. Я рада, что сама провела эту часть исследования. Теперь мне понятно то, на что иначе я бы и не обратила внимания: после определенного возраста женщины просто не приспособлены вынашивать детей. Лакаши привычны к этому, такая у них особенность. Своих детей они могут отдать правнучкам. Им не обязательно их растить. Такова единственная награда за поздних детей: матери знают, что могут не отвечать за них. До беременности я никогда не чувствовала себя старухой, это точно, хотя всю жизнь избегала зеркал. В двадцать лет я не очень представляла себе, как я выгляжу, не представляю и сейчас, в семьдесят три. У меня был лишь артрит в плече, а так ничего серьезного. Я держалась. Я приезжала сюда, продолжала свою работу, работу доктора Раппа. Я не вела старушечью жизнь, потому что не была старухой. Но вот этот ребенок вернул мне мои семьдесят три года, да еще с добавкой. Я наказана за вторжение на территорию биологически молодых особей. И поделом мне.

Марина поглядела на своего профессора, на ее опухшие ноги, обутые в поношенные сандалии «биркеншток», поглядела, как гравитация прижала ее к стулу.

И задала самый нелепый вопрос, просто потому, что он только что был задан ей самой:

— Вы когда-нибудь хотели иметь детей?

— А что вы мне только что ответили на мой вопрос? Хотела ли я? Пожалуй. Хотя, честно признаться, не помню. В нынешнем состоянии я могу сказать, что вынашивать ребенка — это рыть себе могилу. Но в свое время я помогла появиться на свет тысячам и тысячам младенцев, и многие матери выглядели счастливыми, по крайней мере, в тот момент. Я понимаю, молодым все легко.

Доктор Свенсон закрыла глаза, и, хотя она держала голову прямо, казалось, что она спит.

— Вас проводить? — спросила Марина.

Доктор Свенсон обдумала ее предложение.

— А что с Истером?

Марина оглянулась на него и отметила, что мальчик дышит ровно и спокойно.

— Он пока что не проснется, у него был длинный день.

— Вот такой вам и нужен ребенок, — сказала доктор Свенсон, возвращаясь к началу их разговора, хотя на этот раз она, казалось, наоборот — уже предлагала Истера Марине. — Такой умный, подросший, любящий. Если бы мне кто-нибудь дал гарантии, что мой ребенок будет таким, как Истер, я бы родила. Вот только сделала бы это много лет назад.

Марина кивнула и, держа доктора Свенсон обеими руками, подняла ее со стула:

— На этом мы с вами и сойдемся.

— Вы разумно поступили, доктор Сингх, что остались у нас. Я все ждала, что вы уедете, но теперь вижу, что вас искренне интересует наша работа.

— Да, — ответила Марина, впервые осознав, что и не думала об отъезде.

Потом она взяла доктора Свенсон под руку, и они вместе спустились по ступенькам и пошли через джунгли к лаборатории.

Там Марина взяла кусок мыла и кастрюлю. Спустилась к реке, сняла платье и на какое-то время погрузилась с головой в теплую мутную воду.

Около лаборатории имелся капризный и слабый душ. Для него приходилось носить воду из реки и процеживать сквозь фильтры.

Но сейчас он был для нее бесполезен, ей нужно было отмыться от змеиной крови и слизи. Она высунула голову из воды, открыла глаза, посмотрела на вечернее солнце и с удивлением поняла, что больше не боится реки.

Она выстирала свое платье, потом оттерла себя его грубой тканью, нырнула в последний раз и прямо в платье поплыла назад. Когда она вышла из воды, змеиный запашок был все еще слышен, хотя и не такой навязчивый.

Потом она уговорила женщин, чтобы они позволили ей поставить кастрюлю с водой на край их костра. Пока она ждала, когда вода нагреется, к ней подошла одна из них, села позади нее, стала расчесывать Маринины волосы пальцами и заплетать их. Если некоторые мужчины из племени мечтали уехать в город и стать гидами, то все женщины мечтали о ремесле парикмахерши. Отказываться от их услуг было бесполезно, все равно что мешать маленьким африканским птичкам садиться на спину крокодила и склевывать насекомых.

В первые дни Марина сопротивлялась, убирала их руки от своих волос, но потом смирилась и научилась не напрягаться от их прикосновений. Пока женщина заплетала ей косу, Марина смотрела на реку и считала рыб, выскакивавших из воды.

Насчитала восемь штук.

Когда вода нагрелась, Марина потащила кастрюлю домой.

Наконец-то стемнело, и вечер был приятным и ясным.

Из мертвых деревьев вылетали летучие мыши, возвещая о сумерках.

Марина смыла с Истера следы змеи.

Он проснулся и щурился, а она обтирала тряпкой его руки, пальцы на руках и ногах, обтерла его лицо и волосы и очень осторожно принялась за живот и грудь, уже раскрасившиеся в целый спектр багровых и зеленых полос и пятен.

Когда она закончила, он с большим трудом перевернулся и подставил ей спину.

Марина постелила ему чистую простыню, так, как это делали сиделки, — она уже и забыла, что умеет это делать — менять белье у лежачего больного.

Итак, он был когда-то каннибалом, но в другой жизни.