На пороге надежды [антология]

Карин смотрит на школьный двор. Начинается дождь. В магазине в дождливую погоду меньше работы. Наверное, фрау Ханау, хозяйка «Рафаэля», опять отпустит ее домой. В такую погоду фрау Ханау может справиться с работой и одна. Для Карин это потеря двадцати марок.

- Вы не слушаете меня, - раздается голос Кноке. - У меня все основания полагать, что вы сейчас думаете о другом. Уж я-то знаю своих учеников. Тридцать лет педагогического опыта не проходят бесследно.

«Ваша несчастная дочка, продукт вашего опыта, бродит теперь по полям мировой истории, - думает Карин. - Да, Кноке, вы, а не господь бог, испортили жизнь вашей дочери!»

Кноке резко встает.

- Черт знает что! Я спрашиваю вас о том, как ваши родители относятся к вашей работе в магазине, а вижу, что вы витаете в облаках.

Я мечтаю о солнце, пьющем росу.

Я мечтаю о ночи, что улетает и на крыльях приносит свет.

Рождается новый день, он ликует от счастья, видя твою любовь.

Мы вместе с Гордоном повелеваем волнами.

Кноке снова садится.

- Извините, пожалуйста, - говорит он.

Карин понимает, что после подобного взрыва чувств Кноке больше не учитель, а отец взрослой дочери. Карин слышала, что о своей дочери Кноке судит только по ее успехам в школе. От отметок зависит, сколько свободного времени ей предоставят.

- Ну так что же ваши родители?

Он уже не требует, он просит ответить.

- Мой отец сказал мне однажды, что одеваться нужно не для кого-то, а так, чтобы тебе это шло.

- Вот как?

- Отец однажды ужасно на меня рассердился. Когда я начала работать в «Рафаэле», мне стали нравиться модные платья. Если в магазине не было покупателей, я их примеряла. А одно из платьев я себе купила. Сначала я попросила отложить его, потому что мне еще не выдали зарплату, но в начале месяца оно стало моим. Когда я пришла домой, мои предки чуть со стульев не попадали, увидя меня в новом платье, но ничего не сказали. Я ведь всегда носила только джинсы. Они так привыкли к джинсам, что им понадобилось несколько дней, чтобы привыкнуть к собственной дочери. А потом все пошло своим чередом. Мне кажется, самое трудное - привыкнуть к человеку, в котором что-то изменилось, даже если перемена эта чисто внешняя. Ведь, как правило, все начинается внутри человека. Внешне это проявляется много позже. Родителям следовало бы помнить, что их дети тоже изменяются. Недавно мама была в «Рафаэле» и выбрала себе платье. Вот было здорово, господин директор! Я обслуживала, а мама покупала.

- Так, значит, это было здорово? - говорит Кноке. Он снова открывает свою записную книжку. - Если ваша успеваемость останется на прежнем уровне, вы сможете продолжить учебу. И что бы вы хотели изучать после окончания школы? Медицину? Или, может быть, юриспруденцию?

- Я не хочу дальше учиться, господин директор. Я хочу заниматься тем, что мне нравится. И я уже знаю чем.

- А именно?

- «Рафаэль» помог мне принять это решение, не школа, господин директор. После выпускных экзаменов я буду проходить практику в «Рафаэле», а затем пойду в школу модельеров.

- Вы не хотите дальше учиться? - удивляется Кноке.

Это прозвучало так, словно он хотел сказать: «К чему тогда все? Латынь, греческий, математика».

- С тех пор как я работаю в «Рафаэле», у меня появился интерес к моде. В жизни надо заниматься тем, что нравится. Не как в школе. В «Рафаэле» встречаешь людей, которым ты нужна, которым ты сама можешь что-то дать, не только они тебе.

Кноке нервно глотает слюну.

- Все решил случай: небольшая записка на доске объявлений у нас в школе.

- Я совсем не знал, что наши юные дамы настолько уверены в себе, - растерянно говорит Кноке и встает.

- И это несмотря на ваш педагогический опыт? - ехидно спрашивает Карин.

- Ну, а теперь марш отсюда! - говорит Кноке с ухмылкой. Карин впервые видит, как Кноке улыбается. Это подобно землетрясению. Школьный властитель улыбнулся. Карин сбежала по лестнице и очутилась под дождем.

Кноке все-таки не заметил, что совмещать работу в «Рафаэле» с учебой ей не так-то уж и легко.

Кноке не может знать, что происходит в ней с тех пор, как папа и мама перестали понимать друг друга. А всем остальным в классе до этого нет никакого дела.

Правильно сказала Хильдегард, что, когда мы получим эти бумажки на руки, наши пути все равно разойдутся.

Внешность человека должна выражать его сущность, утверждает ее отец. Иначе она смешна и искусственна. Если ты ничего не излучаешь, как же ты хочешь ослеплять других?

Карин считает, что лучше приобрести настоящих друзей на всю жизнь, чем лицемерных - на время. Кноке она понять так и не смогла. Ей кажется, что многие в классе хотели бы быть совсем не такими, какими вынуждены прикидываться. Им не хватает лишь мужества сделать первый шаг.

Если бы папа и мама всегда были искренними друг с другом, разрыва могло бы и не быть.

Не знаю, кто из них виноват. Не хочу этого знать.

Карин бродит по городу.