На пороге ночи

Вернувшись домой, Санди сразу сделала анализ крови, что же касается СПИДа, то нужно было ждать три месяца, прежде чем пройти тест. Одна из ее подруг-врачей посоветовала пройти профилактический курс лечения антибиотиками, чтобы противостоять возможности подцепить любую другую венерическую болезнь. Эта глубинная тревога, вызванная боязнью заразы, помешала Санди как следует поразмышлять над проблемой специфического травматизма, связанного с сексуальным насилием, жертвой которого стала она сама. В нее проник мужчина, да, так. Но ведь это не впервые. И наверняка не в последний раз. Травматизм заключался больше во взглядах знакомых, чем в ее голове. Санди хотели видеть униженной, сломленной, оскверненной. Ждали, что она и вести себя будет соответственно: жаться к стене, бояться поднять глаза на мужчин. Возможно, искупая свой позор, она приобретет невроз, который сразу станет заметен окружающим, что-то вроде навязчивого желания все время мыть руки, чрезмерной гигиены… Если же ее поведение не уложится в привычную схему, скажут: «Вот стерва, ей от этого ни горячо ни холодно! Нормальная женщина не смогла бы так реагировать». Общественное мнение толкало Санди на крестный путь, тысячи раз пройденный обесчещенными женщинами. Отказавшись от подобной роли, она сразу начинала вызывать подозрение. Люди не любят жертв, слишком быстро оправляющихся от своих ран.

Зазвонил телефон. Раздался голос Миковски. Санди подумала, что он хорошо вел себя во время следствия. Деликатно и вообще… Очень достойно.

– Джудит Пакхей покончила самоубийством, – объявил он. – Почтальон обнаружил тело сегодня утром. Старика Джедеди постигла та же судьба – суп с огромной дозой снотворного.

– Что с детьми? – спросила Санди.

– К счастью, в тот вечер на ферме их не было. Ребят нашли в пяти километрах от ранчо, на вершине горы. Они молчат, но шериф предполагает, что им пришлось сбежать из дома. Похоже, в последние дни обстановка там накалилась. Дети догадались о том, что должно произойти. Это их и спасло.

– Где они сейчас?

– В окружной службе социальной защиты. Потом их определят в интернат, обычная процедура для тех, у кого нет родственников, способных о них позаботиться.

– А Робин?

На другом конце провода воцарилась тишина. Санди закусила губу. Она знала, что Миковски с неодобрением относился к ее деятельности в больнице, упрекал, что она не держала дистанцию, дала вовлечь себя в авантюру, установила личные отношения с пациентами.

– Ничего, – пробасил он. – Никаких новостей. Где-нибудь затаились. Используют стратегию глубокого погружения. Кстати… главврач Атазаров подал на тебя жалобу. Суть обвинения: применение тобой нетрадиционных методов привело к дестабилизации состояния Декстера Маллони. Медсестра Сандерман его поддерживает.

Санди нисколько не удивилась, она была готова к такому развитию событий.

– Судя по всему, – продолжил Миковски, – беглецы не могли сесть на корабль без запаса сухарей: у них было пристанище. Ведь и сейчас они где-то скрываются, только где?

– Декстер никогда не выходил за пределы больницы, – уточнила Санди. – Если у него и был чей-то адрес, то встретился он с этим человеком на ее территории. Не установить ли наблюдение за медсестрой Сандерман? Мне показалось, что она очень привязана к Декстеру. Даже слишком.

– Полагаешь, она могла прикрыть его побег… спрятать у себя?

– Почему бы и нет? У нее, например, есть домик в деревне, какое-нибудь бунгало в пригороде…

Санди услышала, как пальцы Миковски забарабанили по клавиатуре компьютера.

– Или они направились прямиком к похитителям, – проворчал специальный агент. – Предположим, Декстер сможет их найти. Он всегда знал, как до них добраться, – все эти годы, но хранил информацию в строжайшей тайне.

– Вполне вероятно, – согласилась Санди. – Прежде от столь рискованного предприятия его удерживал страх перед свободой. Потом в игру вступил Робин. Встретившись, они слились в единое целое, стали опорой друг для друга. Декстеру захотелось блеснуть перед «младшим братом», произвести впечатление.

– В чем-то Атазаров прав, – не удержался Миковски. – Декстера на подвиги толкнула именно ты. Но бесспорно одно: парень тебя одурачил. Ты не сумела раскусить, что он замышляет побег.

– Не отрицаю, – признала Санди. – Он очень изобретателен. И непредсказуем. Жизни Робина угрожает опасность.

– Ну, прежде всего степень вины каждого пока не установлена, – ледяным тоном произнес Миковски. – Судья может счесть, что они действовали как сообщники. Тебе известно, что сейчас наметилась тенденция судить детей как взрослых, даже если им только одиннадцать лет?

– Робин ему подчинялся! – возразила Санди. – Он совсем дитя!

– Дитя? Да его интеллектуальный коэффициент больше, чем у меня! – рассмеялся Миковски. – Представляешь, какая шумиха поднимется в средствах массовой информации: холодный, закрытый для эмоций мозг психопата! Прокурор наверняка решит, что мальчишка манипулировал Декстером, а не наоборот.

– Но это неправда! – возмутилась Санди.