На пороге ночи

Робину казалось, что он не в силах сделать ни шага. Подошвы горели, ныла рана на коленке. Мальчику пришлось вцепиться в велосипед, чтобы не упасть. Наконец в полумраке вырисовались очертания избушки лесорубов. Убогое дощатое строение без окон, обложенное с двух сторон поленницами. Хилтон с большой осторожностью открыл дверь – ведь там мог затаиться какой-нибудь зверек. Барсуки, например, отличаются редкой агрессивностью и, если их потревожить, всегда нападают, даже когда противник десятикратно превосходит их по размерам.

– Ну вот и отлично, – вздохнул Хилтон. – Входи, сейчас я сделаю тебе перевязку.

Робин выпустил из рук велосипед и проник в хижину. К одной стене жилища примыкало некое подобие стойла для лошадей, вероятно, служившее спальней, где на деревянном настиле лежал ворох сена. Из щелей кое-как сколоченной из досок перегородки просачивался еле уловимый грибной запах. Комната с каждой минутой все больше погружалась в темноту. Мальчику захотелось, чтобы Хилтон развел костер, но разве страх перед рокерами не делал это желание неосуществимым?

– Дай-ка я взгляну на твою рану, – произнес Хилтон, становясь на колени перед Робином. – Ложись!

– Но ведь ничего не видно, – стал протестовать тот.

– Не беспокойся, у меня есть опыт! – отрезал бродяга. В его голосе теперь слышались угрожающие нотки, отчего мальчику стало не по себе.

Что-то не так … Инстинкт самосохранения подсказывал Робину, что он в опасности. Какая глупость, не правда ли? Этот человек был его телохранителем, посланцем Антонии. Руки Хилтона принялись шарить по бедрам мальчика, словно он совершенно забыл о ране на колене. Робин попытался вырваться, но бродяга его толкнул, опрокинув на сено лежака. Пальцы стиснули горло ребенка, будто Хилтон собирался его задушить.

– Не вздумай брыкаться, – яростно зарычал он, – иначе я тебя придушу и отдам на съедением кротам, понял?

Свободной рукой он стащил с Робина шорты и трусики, перевернул на живот, прижав его лицо к деревянному настилу.

– Не прикидывайся недотрогой, – хрипел бродяга, – ты отлично знаешь, чего я хочу. Папаша наверняка это проделывал с тобой, все отцы так поступают, тут ничего не попишешь. А если не папаша, то кто-нибудь из твоих приятелей – в колледже, в душе, или сержант-инструктор в казарме новобранцев. В любом случае через это нужно пройти. Чем раньше, тем лучше: потом будет не так больно.

Хилтон коленом раздвинул Робину ноги, его рука с такой силой давила на затылок ребенка, будто он намеревался размозжить ему череп о доски. В следующую секунду мальчику показалось, что его разрывают надвое, и он громко закричал. Бродяга навалился на него всем телом, так что он почти не мог дышать. При каждом новом движении его мучителя Робина захлестывала страшная боль, и, почувствовав, что вот-вот потеряет сознание, он не стал этому сопротивляться…

Робин очнулся глубокой ночью, дрожа от холода и ощущая боль во всем теле. Сначала он подумал, что его обидчик до сих пор где-то рядом, и затаился, боясь пошевельнуться. Но вскоре догадался, что находится один: Хилтон бросил его посреди леса. Когда Робин встал на ноги, резкая боль пронзила его бедра. Он весь был в чем-то липком. Дрожащей рукой Робин ощупал себя. Кровь шла из того места, где гнездилась боль, – из заднего прохода. Он заплакал, но потом стал уговаривать себя, пытаясь вернуть мужество. Нет, он не должен вести себя как жертва, ведь от него ждали совсем не этого. Слово «содомия» завертелось у него в голове. Знакомый с античными текстами, Робин понимал смысл подобной практики, знал, что в Древней Греции взрослые мужчины нередко вступали в особые отношения с мальчиками. Такая телесная связь не считалась предосудительной до тех пор, пока подростки оставались безусыми. Свирепые воины, опустошившие Трою, даже они не пренебрегали такого рода близостью со своими соратниками по борьбе… А взять хотя бы «Двенадцать цезарей»: Светоний недвусмысленно высказывался по поводу любовных пристрастий некоторых из них. Похоже, это ничуть не мешало тем, кому уготована великая судьба.

Робину было так холодно, что у него стучали зубы. Он не сразу понял, что был совершенно голым. Где его одежда? Неужели Хилтон изорвал ее в клочья? В кромешной тьме он принялся шарить руками, надеясь отыскать свои вещи. Рыдания по-прежнему перехватывали ему горло, но он не давал слезам пролиться. В конце концов, в его жилах течет королевская кровь, он не должен терять власть над собой. Обнаружив вещи, Робин взял их дрожащими руками и оделся. На ощупь он пробрался к порогу хижины. Перед ним сплошной черной стеной стоял лес. Луна не светила, и продолжать путь в темноте было невозможно. Робин вернулся в свое убежище и лег, соорудив из сухой травы что-то вроде одеяла.