На пороге Нового Завета

В Книгах Маккавеев и у Иосифа Флавия мало говорится об этих народных чаяниях. Между тем именно они сформировали облик иудейства той эпохи и среду, в которой было возвещено Евангелие. Для того чтобы понять, во что верило и на что надеялось поколение, прошедшее через годы испытаний и борьбы, мы должны теперь обратиться к еврейской апокрифической литературе.

Греческое слово апокриф означает нечто сокровенное, спрятанное в тайнике. Дело в том, что многие книги иудейских апокалиптиков были впоследствии отвергнуты Общиной и стали осуждаемой, "потаенной" литературой (4). Впрочем, такое название вполне соответствует самому духу таинственности, свойственному литературе этого рода.

Когда возникли апокрифы, точно установить едва ли возможно. В прежние времена диапазон между предполагаемыми датами измерялся в сотни и даже тысячи лет. Теперь же с уверенностью можно утверждать одно: они писались от эпохи Эпифана до первых веков нашей эры.

Нелегко ответить и на вопрос, кто были авторы апокрифических книг: это задача со многими неизвестными. Ясно только, что они не принадлежали к лагерю эллинистов. Вряд ли были они и ортодоксальными хасидами: слишком малое место занимают у них уставы Торы. Ближе всего создатели апокрифов стоят к фарисеям и ессеям, но эти течения возникли уже после появления первых апокрифических писаний. Остается, следовательно, предположить, что среди иудейских книжников была какая-то особая группа, идеи которой отразились в "потаенной" литературе. Эти люди, как видно из их книг, называли себя "избранниками", "праведниками", "бедняками". Они явились, с одной стороны, выразителями популярных верований и надежд, а с другой-стали родоначальниками ессейского движения.

При всем разнообразии апокрифов их объединяет тема "последних времен". И прежде исторические грозы будили в Израиле пророческое вдохновение, Маккавейская же эпоха целиком проходила под знаком эсхатологии. Правда, теперь уже редко кто решался говорить прямо от лица Божия, как Исайя или Иеремия. Все сознавали, что время такого непосредственного Откровения кончилось. Поэтому, силясь рассеять мглу грядущего, апокалиптики, как и Даниил, искали ответа у древних. В заголовках апокрифических книг мы видим имена славных мужей прошлого: Еноха, Патриархов, Баруха, Эзры.

Апокалиптики считали себя толкователями тайн седой старины, о которых не знал никто, кроме посвященных. Именно в силу этого авторы апокрифов претендовали на авторитет, равный библейскому. На самом же деле они основывались не на Писании, а на агаде' легендах, поверьях, мифах, словом, на том, чем народ изукрашивал строгую ветхозаветную религию. Отсюда крайняя противоречивость и неравноценность апокрифов. В них безнадежно сплетены фольклор и астральная мифология с прозрениями почти библейского уровня. Эти книги можно сравнить с подражанием эпигона великому мастеру, когда даже в грубых формах сохраняются благородные контуры первообраза.

Метафорический язык пророков доведен у апокалиптиков до крайности. В их книгах присутствуют и космология и оккультные знания; они перенасыщены аллегориями и намеками. Однако за всеми этими огненными реками и скалами, крылатыми существами и чудовищами проступает одно центральное видение: близость Царства Божия.

В то время как хасмонеи делали ставку на вполне земную политическую независимость, апокалиптики всецело жили мессианской идеей. Они не осуждали Иуду и даже восхищались им. Возможно, некоторые из них, как и хасиды, сражались в рядах его войска. Впрочем, военные замыслы казались "избранникам" ничтожными на фоне грандиозных картин Грядущего. То были революционеры, но революционеры-мистики, жаждавшие вселенского переворота, который совершит десница Господня.

Как было уже сказано, иудейская Община не включила апокрифы в состав Писания. Во-первых, не все верили, что их авторы

на самом деле Енох, Соломон или Барух. А во-вторых, была для недоверия и другая, более серьезная причина, хотя прямо о ней не говорили. Она заключалась в том, что по некоторым важным пунктам апокалиптика отступила от исконно библейской традиции.

Начиная с Торы Библия всегда ставит альтернативу, говорит о выборе пути и ответственности. История творится в диалоге между Промыслом и человеческой волей. Для мира нет жестко обусловленного будущего; оно зависит от того, как люди отзовутся на Божий призыв. Автор Книги Ионы подчеркивает это, повествуя о прощении раскаявшейся Ниневии. Поэтому-то пророки так настойчиво вмешивались в события своего времени, учили народ, предостерегали его от грехов и заблуждений.

Философского ответа на вопрос о связи свободы с предопределением в Библии мы не найдем. Она просто утверждает реальность того и другого, не пытаясь интегрировать парадокс в виде рациональной формулы. Эту великую мудрость Ветхого Завета усвоило и христианство, которое не боялось антиномично выражать истины Откровения.