На пороге Нового Завета

Быть может, как и сам Эпикур, Лукреций с детства испытывал тайный страх перед неведомыми силами. Говорили, что он нередко мучился припадками депрессии и подавленности. Он надеялся найти спасение в философии Эпикура, которая утверждала, что боги далеко и нс вмешиваются в земные дела.

Знаменитая поэма Лукреция "О природе вещей"-это гимн во славу Эпикура. В ней он изображен как мессия-избавитель, снявший с людей иго ложных верований. Тем не менее смутные страхи, видимо, до конца не оставляли поэта. Та ярость, с какой он нападал на религию, показывает, что внутреннего мира, к которому звал Эпикур, Лукреций достичь не смог. Создается впечатление, что, споря с противником, он спорил с самим собой.

Особенно невыносима была ему мысль о бессмертии и воздаянии за гробом. В полемике против нее чувствуется горечь разочарования, тоска несбывшихся надежд. Лукреций на все лады доказывал невозможность бессмертия. Свою апологию небытия он довел до логического конца, покончив жизнь самоубийством.

Неверие Лукреция меньше всего походит на легкомысленный скепсис Лукиана или Вольтера. Он силился изобразить себя оптимистом, но тщетно. Вымученные восторги по поводу достижений разума не могут скрыть глубокой меланхолии Лукреция.

Он был одним из первых, кто создал теорию прогресса цивилизации начиная со времен дикости, но тем отчетливее видна безнадежность его взгляда на будущее людей. Впереди только закат и разложение. Рожденная из хаоса атомов, земля обречена снова вернуться в него. Признаки же этой мировой осени Лукреций замечал повсюду:

Да, сокрушился наш век, и земля до того истощилась,

Что производит она едва лишь мелких животных, а прежде

Всяких давала она и зверей порождала огромных

И виноградарь, смотря на тщедушные чахлые лозы,

Век злополучный клянет и на время он сетует горько,

И беспрестанно ворчит, что народ, благочестия полный,

В древности жизнь проводил беззаботно, довольствуясь малым,

Хоть и земельный надел был в то время значительно меньше,

Не понимая, что все дряхлеет и мало-помалу,

Жизни далеким путем истомленное, сходит в могилу. (8)

Пессимизм Лукреция нельзя объяснять только его характером. Мрачность была присуща самой доктрине атомистов. Если мир-просто случайная игра стихий, то всему, что существует, неизбежно придет конец. Роптать бесполезно, да и не на кого. Так пусть же разум научит нас спокойно смотреть в надвигающуюся тьму...

Этот скорбный титанизм, родственный идеям раннего Рассела, знал и своего рода "благочестие". Оно сводилось к печально-умудренному созерцанию увядающего бытия. Лукреций пишет:

Нет, благочестье не в том, что пред всеми с покрытой главою

Ты к изваяньям идешь и ко всем алтарям припадаешь,

Иль повергаешься ниц, длани свои простирая,

Молишься храмам богов, иль обильною кровью животных

Ты окропляешь алтарь, или нижешь обет на обеты,

Но в созерцаньи всего при полном спокойствии духа. (9)

Немало утомленных душ искало утешения в подобных мыслях. Другие же с головой уходили в политическую борьбу, заглушая этим духовную жажду. Но тот, кто искал в философии ответов на основные вопросы бытия, не мог долго останавливаться на материализме.

После Платона и Аристотеля наука о сущем продвинулась достаточно далеко, чтобы увидеть изъяны материализма. Рано или поздно начинали понимать, что он основан не на разуме, а на вере в материю, атомы и случайность. Но разве имела эта вера преимущества в сравнении с чувством осмысленности мира? Философия разрушения и смерти, даже облеченная в прекрасные стихи Лукреция, неизбежно теряла своих сторонников одного за другим.

В середине последнего века перед Рождеством Христовым в Риме намечается перелом, возникают новые умственные искания. Даже светский стоицизм Панеция перестал удовлетворять мыслящих римлян. Им нужны были уверенность и надежда, которых не могли дать печальная философия Лукреция и стоический рационализм.

Поэтому, когда ученик Панеция Посидоний Апамейский (135-51) предпринял реформу Стои, снова сблизив ее с религией, у него нашлось больше последователей, чем у всех других мыслителей того времени.

Посидоний был сирийским греком. Он родился недалеко от Антиохии и прошел курс наук в Афинах. На Востоке он познакомился с мистериями и азиатскими культами, проникся духом таинственного и священного. Поэтому Посидонию оказалось по силам построить универсальный философский синтез.

Все книги Посидония утрачены, но известно, что писал он много, обращаясь к самым разнообразным темам: теологии и естествознанию, психологии и военному делу; из-под его пера вышел обширный исторический труд; философ вычислял расстояние от Земли до Солнца, исследовал океанские приливы и оккультные явления. Платон и Аристотель, Ксенофан и Зенон нашли свое место в системе Посидония. Он выступил во всеоружии знаний своей эпохи и как бы подытожил основные идеи античной мысли (10).