На пороге Нового Завета

Но славе Митридата, как и всякого земного бога, суждено было померкнуть. Более того, он сам еще при жизни стал свидетелем ее конца. Армия Помпея, закаленная в войне с пиратами, нанесла ему поражение на берегах Евфрата. В 66 году союзник Митридата Тигран Армянский вынужден был объявить себя "другом" римлян. Пока Помпей действовал в Сирии, Митридат занял оборону в Крыму и там пытался вновь собрать силы. И в этот момент его сын Фарнак перешел на сторону римлян.

С балюстрады пантикапейского дворца, стоявшего на горе, которая и сейчас носит его имя, смотрел старый царь, как матросы присягают изменнику. Он понял, что часы его сочтены, и вместе с дочерьми принял яд. Отрава не подействовала: царь, боясь покушений, давно приучил себя к смертельным зельям. Тогда Митридат попросил слугу-галла пронзить его мечом.

Это произошло в 63 году, когда Помпей, вмешавшись в иудейские дела, вел осаду Иерусалима. Римский полководец мог торжествовать: он покорил Малую Азию и Сирию, покончив с призрачной властью Селевкидов. Теперь перед ним открывалась возможность самому стать царем-богом. Но Помпей не рассчитал, не понял настроений в Риме, который еще не созрел для принятия цезаризма, хотя и был к этому близок.

Полагая, что авторитет его неоспорим, Помпей в декабре 62 года распустил войско, как того требовал закон. Он думал заручиться поддержкой ветеранов и обещал раздать им земли. Однако сенат воспрепятствовал ему, опасаясь роста его популярности.

Плодами побед Помпея сумел воспользоваться его временный союзник Юлий Цезарь. Сначала он действовал против сената, помогая Помпею, а потом обошел его в сложной политической игре. Став наместником Галлии, Цезарь провел ряд победоносных кампаний и сосредоточил в своих руках огромные средства. После войны он открыто отказался подчиниться сенату и двинул свои легионы на Рим. "Я прихожу освободить римский народ от партии, которая его угнетает",-заявил он.

Цезарь изображал себя сторонником "народной партии", но его демократизм был лишь ступенькой к монархии. Отказ Суллы от власти он расценивал как ошибку. С сенатской олигархией Цезарь решил не считаться и апеллировать только к войску и народному собранию. Один его конкурент-Красс-погиб в Парфии, другой -Помпей-вскоре пал от рук убийц. В сенате не было единства, народ страшился новой гражданской войны. "Среди многих, -говорит Аппиан,-шла болтовня о том, что единственным спасением от теперешних зол была бы монархическая власть" (1).

Однако многовековая республиканская традиция мешала Цезарю формально установить монархию. Был пущен пробный шар, когда консул Антоний публично предложил ему корону. Мгновенно почувствовав смущение толпы, диктатор с деланным презрением отклонил царское звание. Нужно было еще выждать в расчете на то, что любовь народа рано или поздно предоставит ему желанный трон.

Но и у Цезаря было одно уязвимое место. Образованный, умный, одаренный человек, он слишком часто поддавался искушение делать широкие жесты, слишком претила ему кровожадность в стиле Суллы. Он прощал своих политических врагов, даже делал их (в частности Брута) приближенными и тем подписал себе приговор.

Мягкий диктатор обречен. Если он хочет сохранить власть, он не должен знать колебаний, ему необходимо карать и казнить, без конца умножать ложь и насилие, помня, что недовольные будут всегда. "Пожизненный диктатор" забыл об этом, забыл о сенате, который ненавидел его; он был слишком человечен для настоящего деспота, что и привело к роковой развязке 15 марта 44 года.

И все-таки, хоть и поздно, Цезарю удалось стать "божественным царем". Народное собрание встретило весть о его гибели безмолвием: люди растерялись, они слишком привыкли к вождю. Антоний и другие друзья убитого окружили его имя ореолом почитания. Говорили, что комета, появившаяся через неделю после смерти Цезаря,- это его душа, вознесенная на Олимп. Прошло еще немного времени, и в том самом сенате, где кинжалы заговорщиков пронзили диктатора, совершилось его причисление к небожителям. Отныне "Цезарь во Граде своем есть бог" (2).

Как отмечает Светоний, произошло это "не столько словами указов, но и убеждением толпы" (3). Судьба Юлия-его стремительный успех и внезапный конец-потрясла римлян. Она рождала мысль о вмешательстве неведомых сил. И как бы в подтверждение этого после мартовских ид на Город обрушились стихийные бедствия. Небывалое наводнение, затопившее столицу, казалось прелюдией к новому всемирному потопу; в империи свирепствовали неурожай и эпидемии. Вергилий писал: В час, когда Цезарь угас, пожалело и солнце о Риме,

Лик лучезарный оно темнотою багровой сокрыло,

Ночи навечной тогда устрашился мир нечестивый (4). По словам Диона Кассия, римляне снова стали "готовиться ко всеобщей гибели" (5).