Катсу-Абэ не знает, что делать. Он мешкает, но изо всех сил старается держаться. Он не может позволить себе выглядеть жалко, и он не может вступиться, потому что есть стопроцентная вероятность оказаться в проигрышном положении. Поэтому спасение сына — не его прерогатива. Пусть с этим разбирается охрана, а он лучше подождёт, пока всё не устаканится. Но и уйти он тоже не может. Это будет слишком низко. Бросить сына на потеху рабам, а самому сбежать в безопасное место? Нет, он не из этой породы. Он из породы крепких ублюдков, которые никогда не молят о пощаде. Даже если я сейчас подойду к нему вплотную и попытаюсь провести психологическую атаку, он не пошатнётся. Подключит все резервы, но ни за что не сдвинется с места, не моргнёт и даже не сделает лишнего вдоха. Да и зачем волноваться, если знаешь, что вот-вот стражники захватят цель, и весь этот цирк будет кончен.
На меня наваливаются толпой. Не один, не два, и даже не три, а сразу впятером или даже вшестером. Я даже не успеваю офигеть от такого наплыва. Но тело продолжает работать на автомате, защищая хозяина несмотря ни на что. Пока есть возможность, руки отталкивают нападающих. Невероятный наплыв сил чувствуется в каждом движении. Мне не нужно прилагать особых усилий, чтобы бегущий на меня сломя голову стражник оказался отброшен назад. Я делаю это так, будто на меня наваливается не толпа хорошо экипированных солдат, а гурьба детишек. Дискомфорт конечно присутствует, как и присутствуют небольшие трудности, но это же всего лишь дети. Разве у взрослого человека могут быть какие-то проблемы с противостоянием детям? Вряд ли. Только если конечно количество детей не увеличится вдвое, а то и втрое. Что, собственно говоря, и произошло, как только другие солдаты, стоящие в стороне, поняли, что те шестеро, пытающихся схватить меня, не справляются. Тогда-то на подмогу и выдвинулись ещё шестеро.
Перевалившая уже за десяток группа стражников разбила строй гладиаторов и кучей навалилась на наглеца, который даже и не думал сдаваться — я всё ещё откидывал солдат одного за другим. Не мешала даже скованность движений, появившаяся от такой толкучки. В какой-то момент пробежала глупая мысль: «я что, превратился в вечного?». Но, быстро отмахнув эту глупость, я придумал более реальное объяснение происходящего — это всего лишь сон. Я до сих пор сплю в темнице, а где-то рядом до сих пор воняет куча дерьма, оставленная предыдущими заключёнными.
Не скажу, что в тот момент был сильно удивлён. На удивление попросту не было времени. Но некая эйфория от происходящего присутствовала. Продлилось это всё до тех пор, пока цифры в правом верхнем углу многострадально не мигнули, оповещая очевидную новость — 9/100. Прошло ещё несколько секунд, прежде, чем значение опустилось до трёх. И меня буквально тут же накрыла волна…
Это была волна всего и сразу — боли, поражения. Старая боль возродилась. Дали знать последствия двух ударов стражника. К старой прибавилась новая — от новых ударов. А били меня так, что мало не покажется никому. Десятки ударов в секунду и сотни в минуту осыпали лицо, туловище, ноги и руки. Не в силах устоять, я упал под давлением десятка стражников. Оказавшись на земле тут же смялся в комок, всячески пытаясь прикрыть лицо. Но даже это не спасло от нескольких попаданий по носу, брови, губам и зубам.
Когда меня поднимали, осознав, что я наконец повержен, я не мог даже двинуться. Меня волочили, словно какой-то мешок. Если бы я был не я, а кто-нибудь другой, то в тот самый момент наверняка бы подумал, что мне давно конец. После такого не выживают. Весь мой вид говорил о том, что я не жилец. Я не видел себя со стороны, но чувствовал, как от ударов распухло лицо, чувствовал, как болит рассечённая бровь. Во рту был стойкий привкус металла. Вся ротовая полость была залита этим привкусом. Как будто всё внутри состояло из долбаного металла. Глаза налились тяжестью. Я практически не мог их открыть. Трудности прибавляло и то, что один глаз и вовсе оказался подбит.
Чуть приоткрыв рот, я сплюнул красную тягучую смесь. Ну как сплюнул… она вытекла сама. Весь рот был переполнен этой смесью.
Вместе с красной жидкостью наружу полезли и выбитые зубы. Не знаю, сколько именно у меня осталось целых, но ощущение было, будто ни одного.
А дальше ничего…
Темнота и пустота.
Очнулся уже в темнице. Удивительно, как в последнее время я приобрёл способность вечно просыпаться в темнице, после нескольких часов в бессознательном состоянии.
Перед глазами тут же замаячило.
Мегаклетка? Если не ошибаюсь, это самый низкий показатель клетки. Да уж… Не густо…
Мысли насчёт того, что всё произошедшее было сном я отмёл сразу. Так как либо — получив несколько травм во сне, я успешно перенёс их в реальную жизнь. Либо же всё это было никаким не сном.