На пороге соблазна (СИ)

— С ним. Все. Хорошо, — отделяя слова, Лев Андреевич провел ладонью по щеке застывшей девушки и, глядя ей в глаза, негромко добавил: — Я тебе обещаю, что с ним все хорошо. Сейчас я схожу к нему и сразу же вернусь к тебе. Хорошо? — Дерганный кивок в ответ. — Доктор сделает укол, чтобы ты успокоилась, а Никита побудет рядом. Хорошо?

Амели вновь кивнула и мельком посмотрела на врача, набирающего в шприц прозрачную жидкость из ампулы. Сразу после этого — на меня, будто убеждаясь в словах Льва Андреевича.

— Никита, — скупо бросил Авдеев.

Кивнув ему, я прижал Резкую к фургону, лишая возможности пошевелиться, пока врач не вколет успокоительное. Услышал хрипящий вдох Амели и прошептал ей, смотрящей мне в глаза затравленным зверьком:

— Ш-ш-ш. Все хорошо. Ничего не бойся. Я с тобой. Слышишь?

Успокаивая Резкую, я не разрывал с ней зрительный контакт. Повторял, что никуда не уйду, и держал ее, не давая вывернуться и пошевелиться до приказа врача:

— Молодой человек, можно отпускать.

— Слышишь, Амели? — спросил я и повторил слова отца Димона: — Лев Андреевич сейчас сходит к Димону. Ему передать, что ты волнуешься?

— Да, — еле слышно выдохнула Резкая, на мгновение скакнув взглядом на Авдеева.

— Мы же подождем, пока Лев Андреевич вернется?

— Да.

— Я тебя отпущу и мы будем ждать здесь. Хорошо?

— Да.

Сделав шаг назад, я показал Амели ладони, подтверждая этим жестом первую часть своей последней фразы, и после, намекая сесть, мягко надавил на ее плечи.

— Сейчас мы сядем и будем ждать, — негромко произнес я, опускаясь вместе с Резкой на асфальт. — Лев Андреевич уходит, — выделил интонацией намек, что Авдеев может идти и дальше я справлюсь сам. — Он скажет Димке, что ты волнуешься, и спросит, что передать тебе. Потом вернется и расскажет нам, что с Димкой все в порядке. Хорошо?

— Да, — кивнула Амели, едва заметно вздрогнув, когда я сел не напротив, а рядом с ней.

— Ждем, — выдохнул я, привалившись спиной к борту фургона, и для большей убедительности вытянул ноги.

Краем глаза я видел, что Резкая глянула на мою расслабленную позу и зависла, проваливаясь в свои мысли. После, хватанув воздух, она обхватила притянутые к груди колени и уткнулась носом в ворот моей толстовки. А через несколько мгновений или минут вновь покосилась в мою сторону. Словно ждала от меня каких-то слов по поводу произошедшего в универе и никак не могла понять, почему я не дергаюсь, когда дергается она.

Только я не собирался ничего говорить или менять позу. Вместо этого вздохнул и прикрыл глаза.

Мне казалось, что самое важное сейчас — успокоить Резкую. И лишь когда она выдохнет, можно будет разрешить себе думать о чем-то другом. Не искать причины, которые толкнули Резкую придвинуться ко мне ближе. Не спрашивать у нее, зачем тронула мою ладонь, вложив в нее свои пальцы. Вместо этого лишь осторожно сжал их в ответ.

Сперва — успокоить.

Все остальное — после.

Я не знал, как давно ушел Авдеев и сколько ждать его возвращения с новостями. В какой-то миг мое внимание захватило другое. Я пытался понять: сдвинула ли Резкая ладошку сама или это я не заметил, как захватил ее полностью.

Провалившись в заторможенное состояние, я опустил взгляд на наши руки. И не сразу понял, что на автомате черчу подушечкой пальца по коже Амели, а она не одергивает руку. Обыкновенная вроде бы картина, но меня выщелкнуло в реальность, стоило вспомнить, что лежащая в моей ладони ладонь принадлежит Резкой.

И она не одергивает руку?

Я сам не понял, почему меня заклинило, и вместо того, чтобы остановиться, вскользь коснулся пальцев Амели. И снова удивился отсутствию паники.

Будто Резкая забыла про свою реакцию на прикосновения.

Или я невольно нащупал тонкую грань, за которой начинается приступ?

Бред.

Только бредовость предположения не остановила меня. Наоборот, толкнула повторить прикосновение. Затем еще раз. И снова.

Усиливая давление и одновременно вслушиваясь в дыхание Резкой, я раз за разом чертил по коже Амели. И замер, почувствовав нарастающее напряжение в теле девушки. Как свое.

Дрогнувшие и тут же расслабившиеся пальцы, когда мой ослабил давление, отступая к предыдущему варианту прикосновения.

Тихий и чуть рваный вдох в моменте касания, но спокойный выдох, если давление не переходит черту.

Едва ощутимую, но уже осязаемую.

Вряд ли это открытие могло считаться чем-то значимым, только для меня оно стало еще одной возможностью успокоить Резкую.

Если не заходить за грань дозволенного.

Балансируя на хрупкой черте разрешенного.

Согревая, а не замораживая своими прикосновениями.

Которые стали ощущаться острее в тысячи раз, когда я увидел, что Резкая смотрит на наши руки. Не отталкивая мою, но вырывая свою, стоило над нашими головами прозвучать:

— Молодежь, собираемся и по домам. Я отправлю вас с водителем.

Возглас Авдеева-старшего, возникшего буквально в метре от моих ног, выдернул руку Амели из моей и рывком поднял нас обоих с асфальта.

— Как Дима? — синхронно произнесли мы с Резкой, дернувшись друг от друга, разрывая дистанцию и увеличивая ее ещё больше.