На последней парте

— Сядь! — прервала ее тетя Дёрди таким голосом, что Феттер испугалась. «Пожалуй, не следовало так отвечать», — запоздало подумала она. Но слово вылетело, его не воротишь. Да и тетя Дёрди уже решила по-другому: — Мы подыщем тебе подходящее место, Кати, — сказала она, взяв Кати за плечо, — а пока займи последнюю парту. Посидишь некоторое время одна, а там посмотрим.

Так Кати оказалась на последней скамье среднего ряда. Честно говоря, она совсем не жалела, что сидит одна. Да и с кем ей тут сидеть? Все смотрят на нее так странно, отчужденно и подозрительно. Здесь ее, по крайней мере, оставят в покое, не будут совать нос к ней в сумку, смотреть, не принесла ли она с собой скрипку. Да и вообще, что они понимают? Где это видано, чтобы девочка и вдруг играла на скрипке?!

Кати устроилась на своей парте и огляделась. Больше всего обрадовала ее картина в позолоченной рамке, висевшая над ее головой. Наклеенное на красную бумагу, на нее смотрело сверху удивительно знакомое лицо. Изображенный на фотографии человек был в военной форме и фуражке. Со спокойной, уверенной улыбкой смотрел он прямо на доску. Кати протянула вверх руку. Кончиками пальцев она как раз достала до золоченой рамки.

Сумку Кати положила рядом с собой. Услышав, что тетя Дёрди сказала: «Закройте книгу для чтения», — немедленно вынула учебник. Ведь у них в классе всегда так было: если учитель говорит «закройте», — значит, сейчас будет спрашивать, ну, а отвечать все же удобней с открытым учебником, чем с закрытым. Правда, по мнению Надьхаю, отвечать вообще радости мало.

Тетя Дёрди спрашивала наизусть стихотворение, в котором рассказывалось про какого-то мальчика, чей папа много работает, но все же хороший человек. Что там произошло с ними дальше, Кати не уловила, потому что, дождавшись наконец, когда две сидевшие перед ней девочки перестанут оборачиваться, стала разглядывать их сама. У одной волосы были совсем белые и так коротко подстрижены, что виднелись мочки ушей. Кати разглядела надпись у нее на тетрадке: девочку звали Като Немеш. Весь урок она просидела неподвижно, заложив руки за спину.

«Эта вроде нашей Эржи Лакатош, — вспомнила Кати. — Эржи тоже была самая лучшая в классе: и не пикнет никогда!.. Шариков у нее не хватало».

Соседку Като звали Борбала Феньо; она была длинная как жердь. И все время чистила-начищала свои ногти. А иногда вдруг прерывала это занятие и поднимала руку; когда же ее вызывали, отвечала, раскачиваясь всем телом то вперед, то назад. Кати подумала: а могла бы она вообще произнести хоть слово, стоя спокойно?

В соседнем ряду, том, что шел вдоль окон, ближе всех к Кати сидел мальчик с лошадиными зубами. Кати сейчас же окрестила его про себя Коняшкой. Он тоже не очень старался слушать стихотворение и целый урок рисовал что-то. Очень скоро выяснилось, что это было. Он вырвал из тетради листок, на котором рисовал, и показал его Кати. Вокруг него ребята давно уже хихикали. На листке была нарисована девочка в длинной юбке с разлетавшимися по сторонам косичками. Лицо нарисованной девочки было все затушевано черным карандашом, из чего Кати сразу поняла, что рисунок изображает ее.

Коняшка, гримасничая, размахивал листочком. Губы у Кати тоже растянулись в улыбку. А где-то внутри, глубоко-глубоко, там, куда не мог заглянуть ни Коняшка, ни, пожалуй, сама тетя Дёрди, накипали слезы.

— Кати, ты почему не слушаешь? — донесся вдруг до нее голос тети Дёрди.

То и дело взлетавшие красные бантики на концах черных кос окончательно увяли. Поверх голов весело пересмеивавшихся ребят она смотрела в окно. В окне видно было небо, маленький, в ладошку, светло-голубой кусочек. Дома они в это время бежали бы с Надьхаю сломя голову вдоль железной дороги, прыгали бы, смеясь, со шпалы на шпалу, пока рельсы не свернут в сторону, потом кубарем скатились бы с насыпи вниз, на траву, и, бросившись навзничь, лежали бы и долго-долго смотрели в голубое небо — до тех пор, пока не заболят глаза…

Раздался звонок. Дежурный выгнал всех в коридор. Выгнал и Кати, которая дольше всех задержалась в классе, — все сидела, опустив голову на руки, и смотрела не отрываясь на клочок неба за окном.

Высокая девочка с косами — волосы у нее были заплетены совсем как у Кати — тоже выходила из класса с опозданием. Глазищи у нее были что пуговицы от пальто. Она подняла свои глаза-пуговицы на Кати и сказала:

— Привет!

— Привет! — отозвалась Кати и бросилась вперед.

— Не лети, — остановила ее девочка.

Кати задержалась в дверях.

— Меня зовут Мари Гараш, — сказала большеглазая, догнав Кати. — Смотри, а у нас с тобой ленты совсем одинаковые!

— Ага! — кивнула Кати и спросила: — Ты знаешь, кто это там, на картине?

— Который? Тот, что с усами? — уточнила Мари.

— Нет, вон тот, в фуражке, — показала Кати на фотографию в золотой рамке.

— Так ты и этого не знаешь? — ужаснулась Мари Гараш. — Это же Гагарин! Который к звездам летал!

— Ну и проваливай! — буркнула Кати и отвернулась.