На последнем сеансе

Больше я не смеялся, а стонал от боли и бессилия. В голове вертелась обворожительная фраза из Генри Миллера: «Мы должны быть благодарны тем, кто ударяет нас ножом в спину».

– Господи, верни Юдит из проклятой Африки ко мне! – просил я.

И ещё:

– Господи, верни Юдит из проклятой Африки ко мне!

И ещё:

– Господи, не лишай меня разума!

И ещё подумал: «А если Юдит всё же вернётся, сколько пар туфель смогу для неё купить?»

И понял: для того, чтобы не погибнуть, у меня остаётся одна-единственная возможность: придумать себе достойный artifactum любви и тут же в эту ложь поверить.

* * *

Сознание покинуло архитектора Дова Зейлера на рассвете, а в полдень возле его могилы толпилось человек двадцать. То, что осталось от Дова, увёрнули в белую простыню и опустили в глубокую темень. Я подумал о том, что эта ночь для Дова никогда не кончится, и что ему не хватило жизни для того, чтобы выиграть конкурс, получить приз…

Возле меня кто-то прочёл молитву «Бог дал, Бог взял». Я повернул голову. Читал г-н Бах, председатель конкурсной комиссии городских архитекторов. У него дрожал голос. Верующие люди могут ошибаться и даже делать что-то нехорошее, зато они, не в пример другим, умеют горячо молиться и хорошо каяться. А потом, когда все разошлись, и над кладбищем повисла яростная тишина, Нисим тронул моё плечо.

– Память сохранит, – сказал Нисим.

Я согласно кивнул, припомнив историю с умершим в Париже Шопеном, когда польские патриоты, решив сохранить память о своём национальном достоянии, вынули из выпотрошенного тела композитора несчастное сердце и поместили его в одном из костёлов Польши.

– У каждой памяти свои зарубки, – отозвался я.

Задержав на мне пытливый взгляд, Нисим спросил:

– Помнишь, как однажды Дов…

– Помню…

В тот день я сидел в кафе, когда появился Дов. Нисим предложил сыграть партию в шахматы, а Дов покачал головой и опустил глаза.

– Мой кот Барсик умер, – сказал он. – Когда взошло солнце, я решил искупать Барсика, а он взял и умер…

«Бедняга Барсик», – подумал я тогда.

Иногда Дов брал кота с собой в кафе Нисима. Барсику нравилось смотреть, как Дов и Нисим играют в шахматы.

– Не верь! – сказал Нисим. – Может, Барсик ушёл не весь? Говорят, что умирает всего лишь тело, а душа продолжает жить дальше…

– Думаешь, что… – насторожился Дов.

– Почему бы нет?

– Глупости это, – сказал Дов. – У Барсика были усы, лапы, хвост, а души не было. У котов не бывает.

– Может, перед тем, как… Барсик какой-то знак подал?

– Я был занят своими чертежами, а Барсик лежал на столе и смотрел, как я работаю. И вдруг он умер…

– Не верь! – повторил Нисим. – Другого выхода у тебя нет. Вбей себе в голову, что другого выхода нет. Когда загорелся мой танк, и нас, раненых, забрал в Хайфу вертолёт, я не поверил, что мой танк совсем уж до конца погиб. Я лежал в госпитале и не верил. И сейчас не верю. Говорю себе: «Мой танк стоит там, в поле. Просто вокруг моего танка высокая трава выросла, и он теперь не заметен. Нет, весь погибнуть мой танк не мог…»

– Как же так? – не понимал Дов. – Не верить, что мой кот Барсик умер?

– Не верь!

– Не верить?

– Нет!

И вдруг Дов взглянул на часы и сорвался с места.

– Куда?! – испугались мы.

– Пойду я, – сказал Дов. – Время кормить Барсика.