На последнем сеансе

Утром 12 декабря я, как обычно, принёс из кафе Нисима завтрак для Эстер и ушёл к себе.

Позвонил внук.

– Как продвигается работа над балладой? – спросил он, и я ответил, что по-разному.

Затем мы перешли к разговору о школе и девочках. Дани сказал, что любит меня и посоветовал, чтобы я со своей балладой не спешил. Почему он сказал так, я не понял, но спрашивать не стал.

В комнату вернулась тишина.

Достав нотную тетрадь, я записал то, о чём проговорила тишина, а потом открыл крышку пианино и стал разглядывать клавиши. Просто разглядывать.

Когда стрелки стенных часов показывали полдевятого, я заглянул в комнату Эстер.

– Наденься сегодня празднично, – сказал я.

Жена надела белую блузку, серую юбку и бежевые туфли на высоком каблуке.

Я прихватил с собой складные стульчики, и мы спустились по лестнице.

Посередине улицы Грузенберг человек в оранжевом комбинезоне и жёлтой каске, величественно расставив ноги и разбросав руки по сторонам, зычным голосом предупреждал, что улица на время перекрыта, и прохожие, издали оглядывая огромный строительный кран, отходили прочь.

– И вы тоже! – Человек в жёлтой каске с изумлением посмотрел на мой чёрный костюм и на мои чёрные лакированные туфли. – Вы бы лучше ушли…

– Мы досмотрим, – сказал я, решительно расставляя на краю тротуара складные стульчики.

Человек, недовольно сдвинув брови, пытался сказать что-то ещё, но, после того, как я усадил на стульчик Эстер, он всего лишь махнул рукой.

На асфальте развалились тяжёлые гусеницы экскаватора.

– Сейчас начнётся, – сказал я жене.

И началось.

Экскаватор, будто обозлённая змея, вытянув стальную шею, угрожающе затрясся, зачихал и ужалил кинотеатр «Офир» в бок. Через несколько минут, издав глухой протяжный выдох, «Офир» рухнул на мостовую, превратившись в щебень и облако пыли.

Эстер ухватилась за мою руку.

– Ну вот, – я заглянул в испуганные глаза, – мы успели. На последний сеанс…

Губы Эстер что-то проговорили. Я не разобрал – что.

– Мы успели, – повторил я, вдруг ощутив себя в перевёрнутом времени.

– Время «Офира» вышло, – проговорил человек в оранжевом комбинезоне.

Потом он грубо выругался.

У моих ног появилась странная тень.

– Ты?

Глаза Цицерона были наполнены мольбой.

– Пришёл высказаться? – определил я, и он, видимо, унюхав моё изумление, прижался ко мне всей длиной своего большого горячего тела. Он не двигался с места до тех пор, пока я не сказал: – Пошли с нами!

Пёс лизнул мою руку и опустил глаза.

– Пойдёшь?

Меня поразила его беспечная походка.

На моей душе было неизвестно что.

Город звучал неизвестно как.

Я подумал: «Где теперь “Офир”?»

«Офир» ответил: «Неизвестно где…»

* * *

Днём зазвонил телефон.

– Всё утро никто не подходил, – пожаловалась дочка.

– Мы с твоей мамой ходили на последний сеанс.

– В такую рань?

– Время перевернулось.

– Папа?

– Что?

– Папа, ты о чём?

– Нам показали ужасную картину гибели.

– Гибели?

– Да.

Трубка немного помолчала. Потом я услышал:

– А вы? Как мама, как ты?

– Мы, слава Богу, уцелели.

– Папа?

– Что?

– Я позвоню ещё вечером.

– Конечно, обязательно позвони.

Цицерон улёгся в коридоре и позволил Эстер погладить ему нос.

– Хочу в твою постель, – сказала мне Эстер.

Я отвёл глаза, подумав: «Надеюсь, Эстер не спросит, хочу ли я».

Эстер не спросила.

Наши тела ничего не чувствовали, а лица глупо ухмылялись.

– Плохо! – сказала Эстер и ушла к себе в комнату.

Со мной осталось дыхание Эстер.

Невероятная сила вытолкнула меня из постели.

Аккорд…

Ещё один…

Первый спросил: «Зачем бывает начало?»

Второй спросил: «Зачем бывает конец?»

И вдруг…