На поверхности

Прошло много времени, с тех пор как я была частью своей культуры, но я решила не напоминать ей об этом. Она это знала.

Я пожала плечами, немного неуклюже, и ответила:

— Спасибо, что пришли посмотреть.

Глаза Анны округлились.

— Как будто мы могли пропустить твои первые игры!

— Ты блестяще справилась, — с восторгом сказал Роберт. — Это твой последний заплыв на сегодня, не так ли?

— Да, следующий — завтра, — ответила я.

— Время ужина с семьей? — подгоняла нас Анна, отчего я снова улыбнулась.

Улыбнулась, даже когда она протянула ко мне руку и взяла в ладонь золотую медаль, посмотрев на нее так, словно прикидывала цену.

Конечно, при желании она могла купить любую такую, даже сделанную из платины, но эта семья ценила тяжелый труд. Этого нельзя было отрицать.

— С удовольствием. Я голодна. — Я наморщила нос. — Только не говорите тренеру, что я ела.

— То, что происходит в ресторане, остается в ресторане, — торжественно заявил Роберт, обхватив жену за плечи и подтолкнув ее к выходу, оставив нас с Адамом на несколько секунд наедине.

— Привет, — сказал он грубовато, как будто не здоровался со мной всего несколько минут назад.

Я была удивлена отсутствием застенчивости с моей стороны, когда повторила:

— Привет, — и приподняла подбородок, — ты собираешься поздороваться по всем правилам?

Адам вздохнул, что я восприняла как отказ, а затем пробормотал:

— Наверное, нет.

Мои губы сжались, хотя я понимающе кивнула, и мы продолжали стоять, смотря друг на друга. Постепенно вокруг нас собралась толпа, было сделано несколько снимков, но никто из нас ничего этого не замечал. Как мы могли?

Мы видели только друг друга. Это все, что мы видели, когда были вместе.

Адам прервал момент, эту огненную связь, которая соединяла нас вместе, протянув руку, чтобы взять мою сумку и перевесить ее к себе на плечо, а затем схватил меня за локоть и начал вести в направлении, в котором ушли его родители. Мне не нравилась моя куртка за то, что она служила преградой для его прикосновений, хотя я была за это благодарна. Контакт кожа к коже будет ощущаться как метка, и с момента знакомства Адам уже слишком много раз клеймил меня.

Это место было сумасшедшим. С заднего плана доносился шум из водного комплекса. Свистки судей и аплодисменты зрителей воспламенили мою кровь так сильно, будто я сама собиралась нырнуть в бассейн.

Только когда Адам повел меня через толпу, сердце перестало неистово биться, поскольку острые ощущения от пребывания здесь, с этим мужчиной, превзошли все количество адреналина, который я обычно испытывала, находясь в воде.

Золотая медаль на шее была тем, чем можно было гордиться, мое имя, занесенное в книгу рекордов, было тем, чем я дорожила, но что могло превзойти это ощущение? Чувство, что я наконец-то стала достаточно хороша, чтобы идти рядом с этим человеком.

Боже, это было похоже на сон.

Я чертовски долго была объектом для благотворительности. Ребенком, которого выбрали как подростка-сироту для пиар-кампании в преддверии переизбрания Анны Рамсден, но здесь я находилась как Чемпион.

С большой буквы Ч.

Я одновременно ощутила неуверенность и самодовольство, но потом почувствовала себя претенциозной дурой, потому что кем бы ни была, я не должна была забывать о своих корнях.

Не должна была забывать о том, что привело меня сюда.

К этому моменту.

Не Анна и Роберт Рамсден, а Адам.

И смерть.

Я не должна была забывать об этом.

— Как тебе смена часовых поясов? — тихо спросила я, глядя на Адама, пока мы маневрировали сквозь толпу.

Я не знала, как он это делал, но море людей, казалось, расступалось перед ним, будто он был королем Кнутом. (Прим.: король Кнут Великий — один из самых выдающихся королей англосаксонской эпохи, в XI в. являлся правителем значительных территорий по всей Северной Европе, включающих в себя Данию, Англию, Уэльс, Шотландию и Норвегию). Я так хотела ненавидеть его за эту способность, тогда как большую часть времени меня поглощал океан человечества, но, черт возьми, что я могла сказать? Если бы я увидела, что Адам Рамсден приближается ко мне, я бы тоже убралась с его пути.

Не потому, что он был засранцем (хотя он определенно мог им быть), а потому, что просто выглядел так, словно с ним не стоило связываться.

Адам не был громилой, но на его лице были написаны нетерпение и неприязнь, и просто… ну, хорошо, он выглядел как засранец. Но милый.

— Все нормально. Привыкаю.

— Полагаю, это имеет смысл, учитывая, сколько времени ты сейчас проводишь в Лондоне.

Его губы изогнулись, и Адам бросил на меня взгляд.

— Ты разговаривала с папой.

— Иногда. — Пожимаю плечами. — Он связывается со мной.

— Конечно. Папа гордится тобой. — Еще одна улыбка, но на этот раз слабее. — Забавно, как все складывается.

— Забавно? Как по мне, так все просто чудесно, — возразила я, немного обиженная этим комментарием. Роберт был единственным родителем, который имел на меня влияние с детства, и его интерес ко мне был неподдельным. Он переживал обо мне. Моя карьера его мотивировала.

— О чем ты говоришь? Обо мне? — спросил он, заставляя меня сузить на него глаза.