На поверхности (ЛП)

В моем подсознании прозвучало предупреждение, но я отогнала его. Я поступила так, как моя мать просила меня не делать.

Возможно, как только мы проснемся, все развалится.

Проклятие.

Я никогда не думала о подобных вещах до визита к матери, но после мысль о проклятии прочно засела в моей голове, и я постоянно боролась со своей потребностью быть с Адамом.

Но я никогда не видела, чтобы оно работало.

Никогда не видела, чтобы оно реализовывалось.

Суждено узнать друг друга, но не суждено быть вместе.

Я не могла придумать худшего наказания.

— Почему мы? — спросила я ее, и она вздрогнула от моих слов.

— Потому что Судьба завидовала. Ни один смертный не должен был видеть так далеко, как могла Евлалия Кинкейд, поэтому она была наказана за это, и ее наказание легло на нас всех.

— Это глупо. В этом нет никакого смысла, — покачала я головой.

— Наша культура глупа? В нашей культуре нет смысла?

Эти слова показались мне ударами кнута.

Я сглотнула.

— Я не была воспитана так, как ты.

— И я совершенно с тобой согласна. Ты больше гадже, чем цыганка.

Я пожала плечами, хотя знала, что мама сказала с намерением оскорбить меня.

— Ты либо приспосабливаешься, либо исчезаешь, — парировала я, отказываясь стыдиться этого, и, возможно, мама заметила это, потому что ее вспыльчивость испарилась, а плечи обвисли.

— Еще больше вины на моих плечах, — пробормотала она и, взяв очередную пачку леденцов, высыпала себе на ладонь парочку.

— Тебе не обязательно верить в проклятие, но ты живешь в его последствиях. Никодимус никогда бы не причинил мне вреда. Он был хорошим парнем. Только проклятие могло его изменить.

Я все равно отказывалась верить во что-то настолько глупое, отказывалась позволять этому управлять моей жизнью, пока она не сказала:

— Я больше не позволю тебе навещать меня, Теодозия. Это последний раз, когда я вижу тебя, и я хочу, чтобы ты дала мне слово, что прислушаешься к моим словам.

— Почему ты не позволишь мне приехать снова? — обескуражено спросила я. — У нас еще есть время. Мы можем узнать друг друга получше…

— Потому что для нас с тобой уже слишком поздно. Я нечиста, и я больше не допущу, чтобы ты пачкалась моим махриме.

Слово вонзилось в меня, как нож в масло.

Махриме.

Единственная часть нашего мира, которой я все еще следовала.

Из-за этого мама приносила в жертву наши отношения. Она до такой степени верила в эту чушь, что была готова из-за этого потерять меня навсегда.

— Ты поверила в проклятие?

На ее губах появилась горькая улыбка.

— Мама рассказала мне об этом. Но нет, я не поверила в него. — Она втянула воздух. — У меня стали возникать сомнения, когда Никодимус поднял на меня кулак в первый раз, и только когда воткнула нож в его грудь, я поняла, что мама была права. Мне с самого начала следовало оставить его в покое.

Эти слова все еще находили во мне отклик. В своей голове я слышала их бесконечное повторение. Я часто прибегала к ним, чтобы поддержать себя, укрепить свою защиту, помочь себе уклониться от песни сирены, которой являлась связь между мной и Адамом.

Но до вчерашнего дня я держалась подальше от Адама. Я сделала так, как меня просила мама, но судьба все еще действовала против нас.

Возможно, так будет всегда.

Все началось с ворчания Адама, когда он заметил, что его телефон разрядился.

Затем нам пришлось рыться в обеих наших сумках в поисках зарядного шнура, который по какой-то глупой причине находился в его чемодане.

Найдя шнур, он воткнул его в розетку и поставил телефон на зарядку, не включая его, а я включила свой, который оставался выключенным с тех пор, как мы вылетели из Токио, и немедленно появившиеся сигналы входящих сообщений не удивили меня.

Я проигнорировала их, пока готовила нам кофе, но когда на моем телефоне раздался звонок, я посмотрела на экран и увидела, что звонил Роберт.

Увидев лицо отца на экране, Адам наморщил нос.

— Ты должна ответить?

— Наверное. Должно быть, он хочет поговорить по поводу будущего контракта.

— Какая жалость, — пробормотал он, тяжело вздохнув.

Улыбнувшись, я наполнила кофемашину Nespresso водой и, взяв свой телефон, приняла вызов.

— Здравствуйте, Роберт. Я только что проснулась, поэтому…

— Тея! Слава богу. Я звонил тебе всю ночь.

— Почему? — моргнула я. — Что-то случилось? Вы знали, что я скоро приземлюсь.

— Я знаю, что вы с Адамом близки, — прохрипел он голосом, так не похожим на голос Роберта, которого я знала.

— Я бы не сказала, что мы настолько близки, — пробормотала я, и закатила глаза, когда Адам фыркнул.

— Ну, мы оба знаем, что это ложь, Тея, — ответил Роберт, отчего мои глаза удивленно расширились. — Ты не знаешь, куда он может пойти в… ну, в кризисной ситуации?

В кризисной ситуации? О чем, черт возьми, говорил Роберт?

Я прочистила горло.

— Речь идет не о контракте?

— Нет, Тея. Речь об Адаме.

— Я не хочу говорить об Адаме, — упрямо возразила я. — Вы же знаете, Роберт, я ценю свою личную жизнь и сейчас я в отпуске. Вы должны были позвонить мне только после того, как закончите с контрактами.