На поверхности (ЛП)

— Потому что моя жизнь — это сплошные тренировки, — фыркнула я. — Все просто. Вам не рассказывают об этом, когда показывают, как мы все хорошо выглядим. Не рассказывают вам о жертве, крови, поте и слезах. — На моих губах возникла улыбка, когда я провела большим пальцем по аверсу медали, над получением которой трудилась годами. — Я имею в виду, для меня это того стоило. У меня есть они, но большинство людей не приходят домой с медалью, не так ли? Они тоже победители. Мы все добрались до этого события, мы все достигли достаточного успеха, чтобы попасть сюда. Мы заслуживаем аплодисментов.

Рене улыбнулась мне, хотя я чувствовала, что удивила ее.

— Есть ли у вас сожаления?

— Да, — ответила я, отправив в рот еще один кусочек чизкейка.

— И что же это?

Диктофон рядом с ней издавал тихий жужжащий звук, и я на секунду посмотрела на него, думая, насколько откровенной могу быть, ведь последствия такого откровения могут затронуть не только меня, поэтому решила начать с малого.

— Я бы хотела, чтобы пара, которая помогла мне пережить трудные времена, была в зале и смотрела мои соревнования.

— Кто эти люди? — спросила она, удивленно раскрыв глаза.

— Водитель и экономка Рамсденов. Они погибли в автокатастрофе за несколько месяцев до того, как я окончила школу. — Мои губы сжались от горя — я все еще скучала по Питеру и Дженис. — В туннеле О’Нила образовалась пробка. Это была ужасная авария. Больше никто не пострадал.(Прим. перев.: туннель О’Нила — автомобильный внутригородской туннель в Бостоне, штат Массачусетс).

— Мне очень жаль, — сочувственно сказала Рене. — Я вижу, что вы все еще переживаете их уход.

Так и было.

— Они были первыми добрыми людьми, которые помогли пережить трудное время, — с трудом сказала я, потому что мое горло сжалось. — Они верили в меня, и мне бы хотелось, чтобы они увидели, как я стала победительницей, понимаете?

Более того, мне бы хотелось, чтобы они ушли на пенсию, и чтобы я помогла им добиться того, чего они всегда хотели, — открыть свой отель на побережье штата Мэн. Я могла позволить это сейчас, но было уже слишком поздно.

Смерть, как обычно, опередила меня, и сейчас слишком поздно, чтобы помочь людям, которых я любила.

— В этом есть смысл, — мягко согласилась Рене, и меня почти позабавило, насколько мягко она себя вела со мной, но я была безмерно благодарна ей за это.

— Я стала жертвой травли, — осторожно сказала я, желая сменить тему разговора и не теребить еще открытую рану.

— Я помню. Это хорошо задокументировано на вашем пути к успеху.

Это означало, что многие журналисты из кожи вон лезли, занимаясь сбором грязи на меня после того, как я выиграла свою третью золотую медаль. По мере того, как увеличивалось количество моих побед, они находили все больше и больше компрометирующей информации, а поскольку мое прошлое было таким сочным, найти было можно много чего.

Одна из причин, по которой я давала это интервью, заключалась в том, чтобы высказать свое мнение. Вчера вечером, уточняя время встречи с Рене, Роберт сказал, что это является умным способом контролировать то, что выйдет в свет. Интервью один на один, в котором я рассказываю о том, чего хочу в этом мире.

В этом было много ответственности. Я могла облажаться, изменить впечатление общественности обо мне и моем народе, и я много думала о том, как лучше всего подойти ко многим аспектам моей истории.

— Ну, травля оказалась скорее шуткой, которая зашла слишком далеко. Это испортило жизни многим людям. Я сожалею об этом.

— Но вы не сделали ничего плохого. Вы были жертвой!

Шок Рене заставил меня пожал плечами.

— Моя жизнь показала, что жертвы бывают самых разных форм и размеров. — Я отломила еще один кусочек десерта. — Итак, когда мама покончила с собой, я подумала, что она это сделала потому, что так сильно любила моего отца, что больше ни дня не могла прожить без него, помните? Так вот, бабушка сказала мне это для того, чтобы я почувствовала себя лучше.

— Не знаю, каким образом от этого вам должно было стать лучше, — нахмурилась Рене.

Я улыбнулась.

— Бабушка была реалисткой. Я всегда думала, что мы переехали из-за этого. Самоубийство в моей культуре — это грех, который оскверняет дом. Это осквернило бы меня. На мне нельзя было бы жениться. Но когда я стала достаточно взрослой, чтобы разузнать о себе, я вернулась туда, где это произошло, и поспрашивала.

— Зачем?

— Потому что мои воспоминания отличались от того, что мне рассказывала бабушка.

И я была достаточно несчастна, чтобы задаться вопросом, была ли я такой же безвольной, как она. Такой же слабой. Было время после свадьбы Адама, когда…

Что ж, мне не хотелось сейчас думать об этом.

— Вы что-то узнали? — мягко спросила она.

— Я узнала, что мой отец, который избивал мою мать, был убит. Вот почему для меня жертвы бывают самых разных форм и размеров. Он бил ее. Я так отчетливо это помню. Он избивал ее до тех пор, пока она не могла больше этого терпеть.

Наши взгляды встретились, и Рене вздрогнула.

— Она… убила его?

Я кивнула.

— Вау.