Мой продолжатель рода уже разговаривает, и я с искренним интересом присматриваюсь к ней, пытаясь угадать каким будет её интеллектуальный уровень. Временами я замечаю некоторые странности в её поведении, о чём своевременно сообщаю в Центр. Но из Центра меня уверяют, что всё в порядке, и что эти небольшие колебания в пределах допустимой нормы. Они говорят, что со временем всё образуется, и интеллект приведёт в равновесие всю систему. Я понимаю это, но иногда мой мозг впадает в ступор при виде того, что делает Ириша. На днях она обнимала и гладила дерево, повторяя, что это самое лучшее дерево на всём свете. А две недели назад она натащила в свою комнату камней с улицы, объяснив это тем, что на улице холодно и шумно, и что камни пока поживут у неё. При этом она употребила глагольную форму давно вышедшего из употребления слова – жалость. И где она только набирается всеми этими глупостями? Я начинаю опасаться за её интеллектуальное будущее. Неужели это какие-то подспудные проделки моего рецессивного гена?
К моему удовольствию, Центр отреагировал на мои опасения, и к нам приезжала комиссия. Они наблюдали за Иришой, и пришли к выводу, что пока всё ещё в норме, хотя уже в опасной близости к некондиционному поведению.
Когда я катаю Иришу на качелях, она мне говорит – Дыщ-дыщ.
И я ей отвечаю – Дыщ-дыщ.
Она смеётся и снова говорит – Дыщ-дыщ.
И я ей отвечаю – Дыщ-дыщ.
Так может продолжаться по нескольку минут, и я уже начинаю опасаться за своё интеллектуальное будущее.
А ещё Ириша говорит – Папа, ты смешной и хороший.
И смеётся.
Она так смеётся, что…
Совсем забыл написать. В последнии дни я прекратил всякое общение с Центром. Надеюсь, что это временно, ведь всё образуется, и интеллект приведёт систему в равновесие.
Из Центра пришло сообщение, что мне нужно срочно с Иришей явиться к ним. Срочно – это значит в течении суток. В моём мозгу шевелится что-то тёмное и неприятное. Возможно они отыскали какой-то изьян, или генетический процесс дал сбой, или доминантный ген моей пары каким-то образом не справился с моим опасным рецессивным. Я не знаю, и не хочу об этом думать. И я не хочу думать что они сделают с моей дочкой(ещё раз извиняюсь за вышедшие из употребления слова), мне просто нужно поступить так, как предписывает Центр. Моя пара подготовила мне костюм, начистила до блеска обувь – Центр это не какой-нибудь гипермаркет, и честь быть приглашённым в него выпадает не каждый день.
Я не смог. Наверное, я слишком много думал о том, что они могут сделать с Иришей. А может потому что когда мы подходили к Центру, она посмотрела на меня… так посмотрела… и улыбнулась.
– Папа, мы идём к другим дядям? А у них есть конфеты?
– Нет, звоночек, мы поедем в другой город. Нам нужно поехать в другой город.
– Ура! В другой город!
Она засмеялась и захлопала в ладошки.
Не думал, что будет так тяжело. Днём мы прячемся в заброшенном доме, а ночью я выхожу в город. Я прохожу два километра и оказываюсь в окраином районе. Здесь можно добыть еду и деньги, но для этого приходится идти на нарушение конституции Северо-Западного государства, и хотя мой интеллект противится этому, я не понятно чем соображаю, что должен поступать именно так. Поступать так, потому что моя Иришка должна смеяться, и не должна плакать. Никогда, никогда.
Прошлой ночью увидел по визиону в одном из гипермаркетов, что мы объявленны в розыск. Центр готов выплатит за любую информацию о нас круглую сумму. Ещё я увидел свою пару, которая убеждала меня не делать глупостей, а прислушаться к своему интеллекту, и в течении суток сдаться в руки Центра. Я плюнул на блестящий пол гипермаркета, и развернувшись, спешно покинул его. Теперь мне нельзя появляться в людных местах. Теперь нам будет ещё тяжелее.
Я подверг себя и её риску, подавшись в город днём, но мне ничего не оставалось. Моя Иришка проголодалась, и ей очень хотелось пить. Она конечно не говорила об этом, она улыбалась и разговаривала с одним из своих камешков. В тот день, когда мы должны были разумно посетить Центр, она взяла с собой два или три. Я точно не знаю зачем, по-моему она не хотела, чтобы камешки не скучали без неё.
Я заметил хвост, когда уже вышел из города и прошёл около полутора километров. Кто преследует меня, разглядеть не удалось, но наверняка это люди из Центра. Я бросился бегом к заброшенному дому и ввалился в него тяжело дыша. У Иришки были испуганные глаза.
– Папа, за тобою гонятся?
– Нет, просто решил пробежаться.
Я улыбнулся, стараясь выглядеть искренне.
– Нам нужно пойти в другой домик. Там лучше.
Она только кивнула и подойдя, вцепилась в мою руку. А я увидел длинную тень.
– Не бойтесь меня.
Голос был женским, неагрессивным. Я резко обернулся. В полуразрушенном проёме стояла женщина. Руки она держала у груди, словно умоляя её не бояться. И ещё я увидел её извиняющуюся улыбку.