На повестке дня — Икар

Такие ошибки в суждениях случались достаточно часто, и это тревожило конгрессмена от Колорадо, который когда-то — недолгое время — был частью того жестокого, искаженного мира, с которым имели дело люди, приходившие на заседание подкомитета. Он не мог питать к такой жизни романтических чувств, поскольку ее ненавидел. Жуткий, леденящий душу страх, бывший частью ужасающей игры во мраке, где ставкой была человеческая жизнь, принадлежал какому-то темному веку, где само существование определялось исключительно выживанием. Невозможно постоянно находиться в таком мире. Его можно терпеть, обливаясь потом, мучаясь волнением и болями в желудке, как это было с ним в Омане и Маскате. И все же он знал, что этот мир реален. Именно его обитатели спасли Эвана от акул Катара. Тем не менее в ходе заседаний он зондировал почву, задавая все более и более неприятные вопросы. Кендрик понимал, что о нем тихо, нервно, настойчиво говорят в залах конгресса, Центрального разведывательного управления, даже в Белом доме. Да кто же этот агитатор, этот смутьян? Ему было все равно; его вопросы законны, и он будет их задавать. Кто это неприкосновенен? Кто превыше законов?

Сквозь толщу воды до него смутно донеслись какой-то шум и крики. Эван остановился на середине бассейна и встал, тряся головой. Незваным гостем оказался Сабри, но не тот Сабри, которого он всегда знал. Доктор философии средних лет из Дубая, обычно спокойный, сейчас был взбешен, хотя отчаянно пытался держать себя в руках. Правда, у него это плохо получалось.

— Ты должен уехать! — закричал Сабри, когда Эван протер глаза.

— Что… что такое?

— Оман! Маскат! Эта история идет по всем каналам, на всех станциях! Показывают даже твои фотографии, где ты одет как араб. В Маскате! И радио, и телевидение все время прерывают свои программы, чтобы сообщить о самых последних обстоятельствах! Газеты задерживают дневные выпуски в ожидании дальнейших подробностей…

— Господи Иисусе! — взревел Кендрик, выскакивая из бассейна.

Сабри обернул его полотенцем.

— Все эти репортеры и прочая публика, без сомнения, будут здесь через несколько минут, — сказал он. — Я снял телефонную трубку, а Каши загружает нашу машину… прости, машину, которую ты нам так великодушно предоставил…

— Оставь эту ерунду! — закричал Эван, устремляясь к дому. — Что твоя жена делает с машиной?

— Загружает в нее твою одежду, которой хватит на несколько дней, если понадобится. Твою машину могут узнать; наша же всегда в гараже. Я предположил, что тебе нужно время на размышление.

— Чтобы спланировать парочку убийств! — согласился Эван, пробегая через дворик и взбегая по лестнице.

Доктор Хассан шел за ним по пятам.

— Как, черт побери, это произошло? Вот проклятие!

— Боюсь, это только начало, друг мой!

— Что-о? — Кендрик ворвался в огромную спальню окнами на бассейн, подлетел к комоду, принялся в спешке выдвигать ящики, выхватывая из них носки, нижнее белье, рубашку.

— Станции приглашают всевозможных людей, чтобы те дали свои комментарии. Конечно, самые хвалебные.

— Ну что они еще могут сказать? — Эван надел носки и трусы, в то время как Сабри разложил чистую рубашку и подал ее ему. То, что они землю роют для своих дружков-террористов в Палестине? — Кендрик надел рубашку и, подбежав к стенному шкафу, резко выдернул оттуда брюки.

В комнату вошла жена Сабри, Каши.

— Извините! — воскликнула она и отвернулась.

— Нет времени для церемоний, Каши, — закричал конгрессмен. — Как ты управилась с одеждой?

— Возможно, ты взял бы другие вещи, дорогой Эван, но эти тебе помогут скрыться, — ответила хорошенькая женщина с озабоченным видом. — Я подумала: где бы ты ни был, ты сможешь позвонить нам, и я привезу тебе все, что надо. Моего мужа знают многие газетчики, а меня не знает никто. Я всегда держусь незаметно.

— Твой выбор, не мой, — сказал Кендрик, надевая куртку и возвращаясь к комоду за бумажником, кошельком и зажигалкой. — Мы, возможно, закроем это место, Каши, и вернемся в Колорадо. Там ты сможешь стать официальной хозяйкой моего дома.

— Ох, это безрассудно, дорогой Эван, — хихикнула миссис Хассан. — Это неприлично.

— Профессор Сабри, когда ты ее обучишь? — Кендрик провел расческой по волосам.

— Когда это она будет меня слушать. Но у наших женщин есть преимущества, о которых мы, мужчины, понятия не имеем.

— Ну, пошли же!

— Ключи в машине, дорогой Эван…

— Спасибо, Каши, — произнес Кендрик, выходя из комнаты и спускаясь по лестнице вместе с Сабри. — Скажи, — продолжал он, пока двое мужчин пересекали галерею по пути в большой гараж, в котором стоял его «мерседес» с откидным верхом и «симаррон-кадиллак» Хассана. — Как много им известно?

— Могу лишь сравнить то, что я слышал, с тем, что мне рассказывал Эммануил, потому что ты не говорил буквально ничего.

— Не думай, что я хотел что-то от тебя скрыть…

— Пожалуйста, Эван, — перебил его профессор. — Сколько лет я тебя знаю? Тебе неудобно хвалить себя, даже косвенно.