Читаем На повороте полностью

- До двадцати лет я и грамоте не знал. Приехал в Питер облом обломом. Потом уж самоучкой выучился.

- А что вас заставило научиться?

Балуев улыбнулся.

- Захотел сам французские романы читать. Очень уж они меня заинтересовали. На кварти-ре у нас, как воротимся с работы, один парнишка громко нам "Молодость Генриха Четвертого"* читал,- всю бы ночь слушал. Выучился я, значит, стал читать. Много прочел французских рома-нов, тоже вот фельетонами зачитывался в "Петербургской газете" и "Петербургском листке". Даже нарочно для них в Публичную библиотеку ходил. Ну, а потом поступил я в вечернюю трехкласс-ную школу, кончил там,- после этого, конечно, получил довольно широкий умственный гори-зонт.

* Серия приключенческих романов французского писателя Понсон дю Террайля (1829-1871), выходивших в Москве в 1874-1875 годах. Он же автор авантюрно-приключенческих романов "Похождения Рокамболя" и "Воскрешение Рокамболя".

Слушатели украдкою переглянулись. Выражение у всех вызвало умиление.

- И ведь вот штука какая любопытная! - улыбнулся Балуев.- Помню, читал я "Рокамбо-ля"; два тома прочел, а дальше не мог достать; уж такая меня взяла досада! Что с ним дальше, с этим Рокамболем, случится? Хоть иди на деньги покупай книжку, ей-богу!.. Ну, ладно. Прошло года четыре. Уж Добролюбова прочел, Шелгунова, Глеба Успенского. Вдруг попадается мне продолжение... Желанный! Забрал я книжку домой, думаю,- уж ночь не посплю, а прочту. Стал читать,- пятьдесят страниц прочел и бросил. Такая глупость, такая скучища!.. А все-таки добром я ее помяну всегда, она меня читать приучила. Ну, а час-то который сейчас? - обратился он к Варваре Васильевне.

Варвара Васильевна вздохнула:

- Пора идти, а то на поезд опоздаете! А может быть, останетесь до завтра?

- Нет, нельзя, нужно спешить! Спасибо на угощении. Прощайте!

В своей черной блузе, в пыльных, отрепанных сапогах, он обошел стол, протягивая всем широкую руку. Катя робко поднялась и - розовая, с внимательными, почтительными глазами - ждала.

Балуев протянул ей руку. Она вложила в эту грубую, мозолистую руку свою белую, узкую руку и крепко пожала ее. Глаза засветились умилением и радостным смущением.

Балуев взял со стула свой узелок и вышел в сопровождении Варвары Васильевны.

Все сидели молча. Варвара Васильевна воротилась.

- Как он, однако, изменился! - задумчиво произнес Токарев.- И какой он крепкий, цельный - прямо кряжистый какой-то!

- Да. Ничего нет похожего на прежнее,- сказала Варвара Васильевна.Помните, раньше? Горячий, пылкий,- но совсем как желторотый галчонок; разинул клюв и пихай в него, что хочешь. Ну, а теперь...

Вегнер печально спросил:

- А теперь?.. По-моему, это положительно ужасно! Такое отрицание теории - гибель и смерть решительно всему. Мы это поймем, но поймем слишком поздно.

- Да, печальная штука! - согласился Сергей.- Но еще печальнее, что покоряет это, пригнетает как-то... Сила чуется.

Дверь быстро раскрылась. Вошла Таня - запыхавшаяся, раскрасневшаяся. Оглядела комнату. - Уехал уже?

- Уехал, конечно.

- Ах ты господи! Ну, что это!.. Что, что он рассказывал? - жадно обратилась она к Варваре Васильевне и Сергею.

- Любопытный парень!..- С медленною улыбкою Сергей неподвижно глядел в окно.- Как это он ловко выразился насчет обмозоленных книжкою мозгов! Черт его знает, какой-то совсем особенный душевный строй!

Таня быстро прошлась по комнате и решительно сказала:

- Слушайте, Митрыч! Теперь пять минут шестого, поезд отходит без четверти шесть. Поедем на извозчике на вокзал. Вы меня познакомите с ним.

- Что ж, поедем!

Они оба вышли.

VIII

В дверь раздался стук.

- Войдите!

Вошел больничный фельдшер Антон Антоныч, в белом халате и розовом крахмальном воротничке. Был он бледен, на вспотевший лоб падала с головы жирная и мокрая прядь волос.

- Варвара Васильевна, Никанора привезли: взбесился!

- Да что вы?.. Никанор? Взбесился-таки?

- В телеге привезли из деревни, связанного... Я, изволите видеть, дежурный, а доктора нет. Уж не знаю снимать ли его с телеги или доктора подождать. Больно уж бьется, страшно подойти. За доктором-то я послал.

Варвара Васильевна быстро надевала белый халат

- Ну, вот еще - ждать! Что ж ему так связанным и лежать?.. Пойдемте!

Они поспешно вышли.

Оставшиеся вяло молчали. Было очень жарко. Сергей сидел у окна и читал "Русские ведомо-сти".

- Духота какая!.. Давайте, господа, на лодке покатаемся! - предложил Шеметов.

- Что ж, поедем.

- Только, господа, подождемте Татьяну Николаевну,- сказала Катя.

Сергей сердито возразил:

- Ну, вот еще! Ждать ее!.. Она, может быть, только к ночи воротится!

Лицо его было теперь нервное и раздраженное. Токарев усмехнулся:

- Я готов пари держать, что она с ним села в вагон, чтоб проехать одну-две станции!

Где-то с силою хлопнула дверь. В больничном коридоре тяжело затопали ноги. Кто-то хрипло выкрикивал бессвязные слова и хохотал. Слышался громкий и спокойный голос Варвары Васильевны, отдававшей приказания. Шум замер на другом конце коридора.

Варвара Васильевна вошла в комнату. Катя со страхом спросила:

- Что это такое? Правда, бешеный человек?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее