На предельной высоте

Пришла инструкция и «Максу» — Демьянову. В ней говорилось, что он должен как можно скорее распрощаться с воинскими частями немцев, которые находились в окружении и которым грозил неминуемый и долгий плен, и вернуться в Москву. Там «Макс» должен был что-нибудь придумать, чтобы сохранить себе жизнь и свободу, в крайнем случае — уйти в подполье. Намёк был достаточно ясен: ты ещё пригодишься, не всё кончено.

Любопытно, что когда ставший главой германской разведки Герхард Гелен передал разведывательные сети рейха со всеми его бывшими агентами американцам и англичанам, те дали индульгенцию даже тем, кто совершил преступления против их собственных стран, и использовали германскую агентуру, главным образом против России, ещё добрых два десятка лет. Но вот «Макса», которого им настойчиво предлагал Гелен, они включить в свою игру отказались. Они не поверили, что в СССР, — при филигранной работе НКВД, — могла существовать прогерманская монархическая организация, в которую Судоплатов и Эйтингон не внедрили бы своих людей. Поэтому от услуг бывшего аса абвера они отказались, и «Максу» не довелось работать ни с Сикрет Интеллидженс Сервис, ни с ЦРУ. 

Орден Суворова

Судоплатов и Эйтингон за операцию «Березино» были награждены Орденами Суворова. Это был первый и единственный случай в истории, когда разведчики получили орден, которым награждали исключительно полководцев.

Награждение таким орденом означало, что они принесли стране столько же пользы, сколько полководцы с сотнями пушек и многими тысячами солдат.

Глава VII. ХОЛОДНАЯ ВОЙНА

Существовало мнение, что работники аппарата государственной безопасности, как и их начальники — «коммунистические бонзы», купались в роскоши, могли себе позволить всё, что было недостижимо для простого человека в СССР.

Во времена Сталина такие действия руководящих работников карались довольно жёстко: чиновник, позволявший себе подобное, почти неизбежно лишался места, а порой и партийного билета.

Позднее появились «спецраспределители»: магазины, в которых можно было приобрести дефицитные продукты. Это, в сочетании с обслуживанием в закрытых поликлиниках, было самой важной привилегией высших государственных чиновников. Хрущёв превратил бюрократов в высшую касту, жившую по своим собственным, а не по государственным законам, и жировавшую независимо от состояния экономики страны.

Генерал Эйтингон и его семья жили во время войны более чем скромно. Муза не работала, так как сын Леонид был еще маленьким, а генерал редко находился дома: не успев приехать из одной командировки, он тут же отправлялся в следующую. Как следствие этого, с семейным бюджетом дела обстояли не лучшим образом.

И вот как-то раз Муза обратила внимание, что у маленького Леонида, когда он просыпается утром, гноятся глаза. Чтобы он смог их открыть, глаза приходилось промывать, и, поскольку это не могло её не тревожить, она отправилась с сыном в ведомственную поликлинику. Когда врач, осмотрев ребёнка, вышел к Музе, он был явно смущён.

— Этот мальчик сын генерала Эйтингона? — спросил доктор.

— Да, — ответила Муза.

— Мне очень неудобно вам это говорить, но у вашего мальчика сильный авитаминоз, — сказал врач. — Глаза у него гноятся из-за этого. Если не принять срочных мер, у него может наступить резкое ухудшение зрения.

Лёне 2 года

Напомним, что генерал Эйтингон в то время был заместителем начальника управления внешней разведки Министерства государственной безопасности СССР — главной секретной службы страны.

Вот что писал в своих воспоминаниях генерал Судоплатов: «Красивое лицо Эйтингона и его живые карие глаза так и светились умом. Взгляд пронзительный, волосы густые и черные, как смоль, шрам на подбородке, оставшийся после автомобильной аварии (большинство людей принимало его за след боевого ранения), — всё это придавало ему вид бывалого человека. Он буквально очаровывал людей, наизусть цитируя стихи Пушкина, но главным его оружием были ирония и юмор. Пил он мало — рюмки коньяка хватало ему на целый вечер. Я сразу же обратил внимание на то, что этот человек нисколько не похож на высокопоставленного спесивого бюрократа. Полное отсутствие интереса к деньгам и комфорту в быту у Эйтингона было просто поразительным. У него никогда не было никаких сбережений, и даже скромная обстановка в квартире была казённой».

Когда Эйтингон был арестован, к нам домой пришли с обыском. Маму спросили:

— Дача есть?

— Нет, — ответила она.

— А машина?

— Тоже нет, — прозвучал ответ.

Пришельцы осмотрели комнату и с удивлением обнаружили на некоторых вещах инвентарные номера. «Вот так генерал…» Они пожали плечами, забрали охотничье ружьё отца, ещё какие-то мелочи и ушли, довольно пренебрежительно взглянув на детей.

Это произошло в 1951 году, шесть лет спустя после войны.

Но эти шесть лет были крайне важными в биографии разведчика. Всей своей прежней жизнью подготовленный к организации филигранной разведывательной работы, Эйтингон снова был на переднем крае — теперь уже «холодной войны».