Эта работа начиналась не на пустом месте. Фундамент для неё был создан Эйтингоном и его сотрудниками.
Бывая в Америке ещё в начале 30-х годов, Эйтингон хорошо освоил методику работы в этой стране. Ему было известно, что начиная примерно с 1920 г. в американской армии не было военной контрразведки, а ФБР не занималось контрразведкой с 1924 г. Это дало возможность ему и работникам отдела нелегалов налаживать широкие связи с коммунистами и с людьми, симпатизирующими СССР, почти до самой Второй мировой войны. Поэтому, когда Эйтингону во время его пребывания в США и Мексике в 1939–1941 гг. было дано исключительное — и крайне редкое для разведчика! — право вербовать и использовать в интересах разведывательных операций людей по собственному усмотрению без санкции вышестоящего начальства, он смог использовать прежний опыт и прежние контакты. Причём, ему было дано разрешение действовать через родственников, имевших связи в научных кругах.
Насколько важной оказалась уже проделанная Эйтингоном работа по вербовке, можно судить хотя бы по такому факту. Когда советские агенты супруги Зарубины начали работать в США, Лиза Зарубина восстановила контакты с двумя глубоко законспирированными агентами на Западном побережье США. Эти агенты, польские евреи, были завербованы Эйтингоном ещё в начале 1930-х годов. Им были выделены денежные средства, чтобы они осели в Калифорнии, получили работу, которая дала бы доступ к портовым сооружениям и причалам, чтобы в случае войны СССР с Японией агенты смогли бы осуществлять диверсии на судах, вывозящих в Японию стратегическое сырьё, в первую очередь, нефть и металл.
Добрый десяток лет эти агенты были законсервированы и не получали никаких заданий. Это сыграло свою положительную роль, т. к., не отягощённые текущими заданиями и не боящиеся провалов, эти агенты смогли значительно быстрее интегрироваться в среду и занять определённое положение в обществе.
Как следует из воспоминаний сотрудников НКВД, один из этих агентов, имевших кодовое имя «Шахматист», был зубным врачом.
Он прошёл обучение во Франции, там же и получил диплом зубного врача, причём, за его обучение заплатило ГПУ. Именно жена «Ш ахматиста» смогла установить дружеские отношения с семьёй Оппенгеймера. Советской разведке удалось установить такую конспиративную связь с семьёй Оппенгеймера, которая не могла вызвать никаких подозрений у ФБР. Плотность советской агентуры вокруг крупнейших учёных, занимавшихся реализацией «Проекта Манхэттен», была поразительной.
Существенным вкладом Эйтингона в систему будущих one-раций стало его участие в создании нелегальных групп вокруг АМТОРГа, торгового представительства СССР в Америке, которое было создано ещё до установления дипломатических отношений между США и СССР в 1933 г.
АМТОРГ стал первичной базой для проведения разведывательных операций. Некоторые сотрудники АМТОРГа, выполнявшие задания разведки, осуществляли вербовку местных жителей, поддерживавших политику СССР, а те, в свою очередь, создавали параллельные сети связников и информаторов.
Что же касается агентуры Эйтингона в Мексике, то она была с 1940 г. законсервирована, и только спустя 3 года он передал её резиденту Василевскому, который перед своей отправкой в Meхико получил формальное разрешение на использование каналов связи и самих агентов. Как свидетельствовал генерал Судоплатов, именно через эти каналы Василевский наладил контакт с учёным Бруно Понтекорво в Канаде и с некоторыми специалистами в Чикагской лаборатории Ферми. Это дало возможность миновать нью-йоркскую резидентуру советской разведки, так как там и так сходилось слишком много нитей. Секретные материалы пересылались в «почтовый ящик», которым служила аптека в Санта-Фе, штат Нью-Мексико, а уже оттуда курьер доставлял их в Мексику, где их получали и переправляли в Москву представители резидентуры.