На привязи

Возвращается Боря примерно часа через два. Еще не так поздно, но, учитывая, что я еще буду готовить, ужинать мы сядем затемно. Это, конечно, не важно, зато у меня будет шанс лучше осмотреться в доме.

Мы покидаем комнату, я выхожу, оглядываясь, и спрашиваю:

— А где Алешка?

— Посидит пока с Юрой. На всякий случай, — с усмешкой отвечает Боря.

Двигаемся по дому быстро, как нарочно, я опять не успеваю толком осмотреться. Но ничего, у меня будет такой шанс.

Борька ведет меня на кухню, где на столе стоят два пакета с продуктами. Внимательно наблюдает за тем, как я и- разбираю. Я хвалю Борю за выбор — все свежее и хорошее.

Готовить я тоже начинаю под пристальным взглядом пасынка. Нож в моей руке немного его пугает. Да и меня пугают неожиданно появившиеся мысли… ну нет, убийцей мне не быть. Я и так за одну маленькую и невинную душу до сих пор чувствую себя виноватой.

43

Справляюсь быстро, жаркое уже в духовке, ему осталось несколько минут, рагу остывает на плите.

— Накроем в гостиной? — спрашиваю я у Бори, который так и не оставил меня на кухне одну.

Он усмехается, но кивает. Достаёт из шкафа на кухне скатерть и отдаёт ее мне. Сам берет тарелки и столовые приборы, и мы выходим с кухни.

Иду медленно за Борькой, стелю скатерть, рассматривая столовую. Вижу странную ширму слева от входа в дом, а потом замечаю — под лестницей есть дверь, она не особо заметна на первый взгляд.

Боря замечает мой взгляд и произносит:

— Да, Крис, там лестница в подвал, — фыркнув, он продолжает: — Может, спустимся как-нибудь, я соскучился по качелям…

По спине скатывается липкий пот, едва я вспоминаю о своем пребывании там. Но я держу себя в руках и даже с улыбкой отвечаю:

— На качелях — это было что-то.

Пасынок улыбается и, развернувшись, идет на кухню. Я ступаю за ним, но стоит мне оказаться у входной двери, я замираю. Смотрю в окно, что находится рядом с дверью.

Вон она — свобода. Нас разделяет стекло, в окно же тоже можно выйти? А нет, там еще забор, высокий. И неизвестность вокруг… но это неважно, есть сильные и крепкие ноги — можно бежать. И дышать, дышать этой самой свободой. Главное, что бы рядом бежал Алешка. Я ему обещала…

— Если ты хочешь — можешь уйти, — разрывая тишину, громко говорит Боря.

Перевожу на него взгляд. Он стоит, прислонившись к дверному косяку кухни, сложа руки на груди. Взгляд напряжённый, ожидающий.

— Что? — хмурюсь, не понимая, не веря ее словам.

— Дверь не закрыта. Можешь уйти.

Завожу руку за спину и сжимаю ее в кулак, сильно, ладони становится больно.

Что это?

Он серьезно?

Да хер там! Быть такого не может.

Внимательно вожу взглядом по Борькиному лицу и всего на секунду замечаю в нем усмешку. Блеф! Конечно же, блеф. Он просто меня проверяет: решусь уйти или нет? Смирилась ли я с ролью его любимой, да еще начиная становиться любящей, которую я пытаюсь и стараюсь изобразить. Доверяй, но проверяй.

А дверь, по любому, закрыта. Так просто меня никто не отпустит. Пасынок находится не так далеко, он окажется рядом со мной раньше, чем я успею открыть эту дверь…

— И куда я пойду? — отворачиваясь от Борьки, говорю я на тяжком выдохе. — В пустую квартиру? В одиночество? Я устала за этот год от него.

— Ты хочешь сказать, что за все это время у тебя никого не было? — явно не веря мне, спрашивает Боря.

А я киваю. Ведь да, за этот год мужчины у меня не было, в сексуальном плане, легкий флирт, пара поцелуев — я дальше заходить не собиралась. Я наслаждалась лёгкостью жизни, а отношения всегда все усложняют. Честно, заводить новые я не собиралась еще долго, хотя предпосылки были. Один прибалт весьма настойчиво ухаживал за мной. Но я его близко не пропустила. Да и из настоящего про меня он знал только имя. Ну, и Алешкино тоже.

— А здесь у меня хотя бы есть тот, кто близок и дорог, — заявляю я уверенно и искренне. Конечно, я про Алешку. Без него я никуда. А Боря, надеюсь, подумает, что про него.

В эту секунду таймер на духовке срабатывает, и я делаю несколько шагов к кухне. Когда я прохожу мимо Бори, он хватает меня за локоть.

— Подумай, я ж больше предлагать не буду.

Он говорит как-то не так, сдерживая в себе усмешку, а я едва сдерживаюсь, чтобы не сигануть к двери. Но нет, в любом случае нельзя. Я не оставлю здесь своего маленького зверя, черт знает, что после этого сделает с ним Боря.

— Я выйду из этого дома. Но под руку с тобой, — бросаю я, а Борька отпускает мой локоть.

Я захожу на кухню и достаю мясо из духовки. Его аромат заполняет пространство. С улыбкой несу жаркое в столовую, ставлю посередине стола. А затем приношу рагу.

Мы садимся есть. Молчим долго, оба: пока я раскладываю овощи, нарезаю мясо, пока Боря откупоривает бутылку вина и разливает бордовую жидкость по бокалам.

Но когда Борька предлагает чокнуться и мы соприкасаемся бокалами, он вдруг спрашивает:

— Ты меня любишь?

Блядь, сколько надежды и трогательности в этом его вопросе. Мне рассмеяться хочется. Но я держусь и отвечаю так, чтобы он мне поверил:

— Я не знаю. Но что-то меняется.

44

Действительно, что-то меняется. Даже многое. Я точно изменилась. Себя совсем не узнаю. Иногда даже презираю.