На привольной стороне

А в наше время разве нет богатырей? А Иван Данилович Самойлов из Алапаевска? Это ли не богатырь Иванушка...

И роста-то он не богатырского, и здоровьем-силушкой не хвастается, стал похварывать частенько, войну страшную на своих плечах вынес. Но какой памятник из праха поднял в деревне Нижняя Синячиха! Стоит, красуется на много верст изумительный храм, в котором Иван Данилович со своей верной помощницей, женой Анной Ивановной, организовал музей. И есть там уникальный раздел уральской росписи по дереву. У них не бывает ни выходных, ни праздников. Все торопится Иван Данилович оставить нам память о наших предках. То крестьянский дом XVII века нашел в далекой глуши и его надо было перенести по бревнышку, то уникальную часовенку. Сейчас уже у Ивана Даниловича музей под открытым небом. О вас, дорогой Иван Данилович, о таких вот чудо-богатырях и создаются былины, о Терентии Семеновиче Мальцеве — народном академике, с болью и трепетом относящемся к земле-матушке. Можно называть без конца этих удивительных, несгибаемых людей, на которых держится матушка Русь.

А былина про Добрынюшку? Да разве это сказка, как иногда мне говорят? Всякий раз, когда рассказываю ее, сердце волнуется. Ведь она о том, как мать сыночка своего провожает. Это и моя мать, и тысячи других провожали и провожают на страшную войну своих родимых.

Как-то меня попросили спеть ребятам, которых призывали в армию. Вначале выступали эстрадные ансамбли, звучали современные ритмы, близкие молодежи. И вот полился древний, забытый напев «Сряжал (ы)ся Добрынюшка во чисто поле». Как бы о них, этих ребятах, рассказывала былина, как бы современная женщина-мать провожала свое чадо милое служить Родине, народу. Вначале ребята покровительственно, иронично улыбались наивным словам и мелодии, но потом они все поняли, все! Я видела их глаза, чувствовала движение их душ навстречу древней песне. И действительно — не вина наша, а беда в том, что оторвались мы от своих корней, от своих песен и былин. Напомню слова былины «Добрыня и змей» (из сб. «Песенный фольклор Мезени».— Л., 1967).

Сряжал(ы)ся Доб(ы)рынюшка во чисто поле,
Сподоблял(ы) ся Микитич да во роз(ы)дольицо.
Он просил(ы) тут у маменьки божиё да благословеньицо.
Тут давала ему матушка, слезно плакала,
Она же тут Добрынюшке наказывала:
«Ты поедешь, моё дитятко, по чисту полю,
По тому же ты раздольицу широкому,
Не купайся ты ведь, дитятко, во Неплыни-реки:
Во Неплыни-то реки там есть уж три струи,
Отнесут тебя, дитятко, во синё морё,
Все за горы ти тебя да за Пещёрские,
Как за ти же пески хрестосыпучие».
Тут поехал Добрынюшка по чисту полю,
По тому же по раздольицу широкому.
Тут Добрынюшке Микитичу приспотелось,
Покупаться тут ёму да захотелось,
Не исполнил он тут мамина благословеньица,
Стал купаться тут Добрынюшка во Неплыни-реки.
Во Неплыни-то реки тут было три струи,
Было три-то тут струи, да все они относиливы.
Отнесли они Добрынюшку за синё морё,
Что за те же за горы да за Пещёрские.
Надлетало тут змеищо семиглавоё:
«Уж ты хошь ли, Добрынюшка, я тебя живком сглону,
Я живком тебя сглону, да крылом захвостну?»
«Уж ты ой еси, змеищо семиглавоё,
Уж ты дай-ко мне повыплыть да на суху землю,
Мне к земле-то мне ко к матушке приклонитися,
Мне-ка с белым светом да распроститися».
Тут повыплыл Добрынюшка на суху землю,
Он и сложил свою шляпочку землянистую,
Землянистую шляпу до сорока пудов.
Он кладет тут песку хрестосыпучего.
Надлетало тут змеищо да семиглавоё,
Он махнул этой шляпой да землянистою,
Он убил ей тут змея да семиглавого.
«Уж ты рано, змеищо, рано хвастало,
Уж ты рано, змеищо, похвалялося».