На прозрачной планете

— Вы, девушка, не отходите от меня, не теряйтесь. Сейчас выпишем бумаги, потом поедем на вокзал. Как вас зовут, между прочим?

— Елена.

Сама судьба в лице декана вручила Елену Виктору. И позже мать девушки подтвердила это на вокзале.

— Как хорошо, что с тобой мужчина, Леночка, — сказала она, всхлипывая. Все-таки на душе спокойнее. Вы, молодой человек, смотрите за ней, она в первый раз уезжает так далеко. А ты, Леночка, береги себя, не снимай шляпу на солнце, ты же знаешь, что у тебя головные боли…

А потом вагон вздрогнул, сразу все заговорили, провожающие и отъезжающие. Послышались требования писать открытки, обещания присылать их ежедневно. «Не кушай немытых фруктов!» — крикнула Еленина мама. Но уже плыла платформа, машущие руки, платки и шляпы, потом зацокали колеса на стрелках, забухали пустые вагоны на соседних путях. Наслаждение началось!

Люди пожилые, скептически настроенные, возможно, пожмут плечами: «Ничего себе наслаждение! Шесть суток в вагоне, духота, жара, пыль на подушке, в соседнем купе грудной младенец, трехминутные обеды на вокзалах, изжога, соды не взял, купить негде!» Но Виктор был молод, не ведал изжоги и бессонницы. И он любил дорогу. Столько часов провел он над атласом! А в дороге атлас оживал, штрихи, петельки и кружочки воплощались в горы, реки, города. Имена, знакомые понаслышке, превращались в кирпичные корпуса и живописные холмы. Можно наслаждаться встречей и узнаванием. Вот это — Люберцы, сельскохозяйственные машины, Воскресенск — серная кислота, Коломна — древний кремль и тепловозы, далее Рязанская область, родина Мичурина, Циолковского, Павлова, Есенина, дорога поворачивает на восток, огибает Оку, можно увидеть реку из окна, показать спутнице:

— Смотрите, Елена, вон там Ока блестит. А Волгу мы пересечем завтра у Сызрани.

— Ока? Такая узенькая?

Но не бывает вещей без тени. Капля горечи отравляла наслаждение.

Елена уклонялась от стояния у окна. Ее не волновали названия станций, границы областей и развилки дорог. В поезде Елена предпочитала поговорить. В первый же день она перезнакомилась со всем вагоном, с молодыми летчиками в соседнем купе, и со старушкой с кулечками, и с толстым бухгалтером, который на каждой станции выбегал приценяться, и с молоденькой мамой орущего младенца. Елена с охотой держала ребеночка, пеленала его, умилялась ножонкам с пальчиками-пуговками, еще не научившимися ходить по земле, расспрашивала старушку о сыновьях и невестках, хохотала в купе у летчиков. И, проведя день в одиночестве, Виктор спросил себя: «Что делает в поезде образцовый человек? Спит? Отдыхает? Смотрит в окно? Нет, пожалуй, образцовый человек готовится к будущей работе». Вздохнув, юноша залез на верхнюю полку, достал толстый и неимоверно трудный учебник геофизической разведки, справился с расписанием и отметил в дневнике: «До Бузулука прочесть 20 страниц».

Так и получилось: едут вместе, а как будто незнакомые, разговаривают меньше, чем в Москве. Даже попутчики обратили внимание, и молодая мама орущего младенца однажды подозвала Елену к дальнему окну. У открытого окна удобно было вести откровенный разговор, никто не мог подслушать, встречный ветер срывал слова с губ.

— Да вы не поссорились ли? — спросила молодая мама. — Зачем мучить человека? Хороший парень, следит за тобой собачьими глазами, а ты как будто избегаешь его.

За окном тянулась сухая и ровная, словно выутюженная степь. Телеграфные столбы вприпрыжку бежали на север. По проводам катилось заходящее солнце, слепя глаза. Три лошади стояли у полосатого шлагбаума и мотали головой, отбиваясь от мух. Казалось, они кланяются поезду.

Елена расхохоталась и сама закивала головой лошадям.

— Ну и что же? — жизнерадостно объявила она. — Еще успеем наговориться, целое лето вместе. А с вами со всеми мы расстанемся, кто пересядет, кто сойдет. Я не могу упустить людей, люди такие интересные, все-все, у каждого свое.

Она высунула голову навстречу ветру и запела. Солнце, отцепившись от проводов, быстро уходило под горизонт. Телеграфные столбы все бежали на север, колеса беспринципно поддакивали, соглашаясь с каждым словом, бесконечная степь стелилась под колеса. Поезд шел навстречу великолепному завтра. Ни крошкой великолепия не хотела поступиться Елена.

5

Декан сказал: «Посылаю вас к Сошину. Он шкуру выдубит, но геологом сделает настоящим. Все лето будете охать, осенью скажете спасибо».

И вот поезд приходит в Кошабад. На часах девять утра, но солнце стоит высоко, припекает, короткая черно-зеленая тень путается под ногами, каблуки утопают в мягком асфальте. На лотках продается почему-то не мороженое, а шашлык, горячий, плавающий в жире.

Потом Виктор с Еленой идут по незнакомым улицам незнакомого города. Раскидистые платаны со светло-пятнистыми стволами сплетают ветви над мостовой. За оградами ровными рядами стоят обмазанные известкой яблони и абрикосы. Сверкают выбеленные дома, на них больно смотреть.

Это Кошабад, город Сошина.