На пустом месте

Вообще, конечно, огоньковский опыт нагляднейшим образом доказал, что впрягать писателей в коллективное дело – затея совершенно безнадежная. Будущий Союз писателей и коллективные книжки про Беломорканал, про заводы и фабрики – все это подтвердило нехитрую мысль о том, что настоящая интеллектуальная работа делается в одиночку. Но сам по себе эксперимент и ныне представляется мне очень забавным: а что, если бы собрать нынешних да и задать им написать роман? Завязку, естественно, попросить у Пелевина. Петрушевская наделит всех героев геморроем, колитом и беременными пятнадцатилетними дочерьми с огромными глазами и пересохшими губами. Сорокин пустит половину героев под нож, а других заставит сожрать получившийся фарш. Лимонов придумал бы нам классную девочку-сучку с винтовкой и лимонкой, Арбитман-Гурский приволок бы следователя-еврея с манерой многословно острить, Вячеслав Рыбаков подвел бы под все это дело социологическую базу, Александр Кабаков отправил бы героев в политкорректное будущее, а Токарева в конце всех их переженила бы к общему удовольствию. Причем детективная интрига, в чем я абсолютно убежден, лопнула бы точно так же, как и в «Больших пожарах», потому что несколько умных людей, собравшись вместе, всегда затрудняются с определением общего виновника. Трудно это им дается.

Одно плохо: в таком романе – в отличие от «Больших пожаров» – почти наверняка будет изображена лишь очень незначительная часть общества. Узенькая такая прослойка. О жизни пролетариата у нас нынче никто не пишет, да и с крестьянством напряги. Так и варились бы в своей тусовочно-клубной среде, изредка разбавляя повествование жалобами интеллигенции и перестрелками бандитов. Так что вряд ли я стал бы читать такой роман.

Кольцова и Бабеля расстреляли, Зощенко замучили, так что он незадолго до смерти на вопрос Чуковского, не пишет ли он новых сочинений, ответил медлительно: «Мои сочинения? Я и не помню, какие были мои сочинения». Леонов пережил всех и умер в 1994 году, через три месяца после публикации своего главного двухтомного романа «Пирамида». Каверин стал хорошим советским писателем, автором гениальных сказок. Алексей Толстой умер классиком. Грин в 1932 году умер от рака и истощения в Старом Крыму. Федин умер функционером писательского союза, утратившим всякие способности к литературе и всякое сочувствие к бунтарям. Роман «Большие пожары» ни разу не издавался. Великие пожары ждать себя не заставили.

Новый роман, если будут желающие откликнуться из числа современных русских писателей, я назвал бы «Большое болото».

2003 год

Дмитрий Быков

Ленин и Блок

из цикла «Типология»

Я не первый, кто ставит их рядом. В проскрипционных списках работы Савинкова и Мережковских фамилия Блока стояла непосредственно после ленинской. Оба подлежали немедленному аресту в случае антибольшевистского переворота. Тут есть логика – оба, бесспорно, первенствовали, каждый в своей области. Современники этого первенства не оспаривали – словно кумир в подчеркнутом одиночестве занимал первое место, а прочие начинались сразу с одиннадцатого, как Тарковский говаривал о Бахе. Эта бесспорность тем более удивительна, что времена-то были отнюдь не безрыбные – и Ленин, и Блок действовали в блестящем окружении, на фоне сотен политических и поэтических титанов. Но отчего-то именно их авторитет незыблем – и дело тут, конечно, не только в масштабе дарования, но прежде всего в способности обоих быть (или осознаваться) своими, близкими: быть тем, что называется «выразитель заветных чаяний». К Блоку вполне приложима пастернаковская формулировка: «Он был их звуковым лицом». Чьим – «их»? Не принципиально: десятых годов. Миллионов современников и соотечественников. Блок и Ленин – каждый по-своему – были предельным выражением некоей тенденции, и тенденция – при всем различии областей, в которых они действовали,- была общая. Я назвал бы ее эсхатологической, гибельной. Гибель предчувствовали все, включая самых тупых (они-то обычно наиболее чутки, ум не мешает),- но только Ленин и Блок сумели использовать ее максимально эффективно: Блок сделал из нее лучшую поэзию, Ленин – лучшую политику.