На пустом месте

Диагноз, поставленный Кононенко в одном из последних «Огоньков»,- народ, мол, находится в низшей точке социальной активности,- страдает все-таки поверхностностью. Народ как раз очень социально активен, запас этой активности пытаются разбудить к жизни все – от опальных олигархов до кремлевского пиар-администратора В.Суркова. Иное дело, что народ как-то не будится – его теперь внятно сформулированным лозунгом не купишь, за правое дело он и задницы от стула не оторвет. Все истины скомпрометированы, все ценности равно отвратительны, свобода вот чем обернулась, а порядок не лучше. Между бараком и бардаком выбирать охоты нет. Поэтому популярностью сегодня пользуются только люди без убеждений, способные заводиться, что называется, на пустом месте. Врут, что революция в России сейчас не может победить. Очень даже может. Просто надо, чтобы ее возглавил человек, ни к чему не ведущий и никуда не зовущий, бесчинствующий на пустом месте. Истерика плюс полное отсутствие внятной программы – вот народный герой нового образца; и потому Жириновский в 2008 году, скорее всего, наберет больше голосов, нежели новая надежда олигархов и интеллигенции Касьянов. А Владимир Соловьев на ближайшее время останется главным ведущим страны: он ровно настолько безыдеен, чтобы казаться безопасным, и ровно настолько взрывчат, чтобы выглядеть народным героем.

Биография Соловьева на разные лады изложена множеством журналистов, злопышущих в немногочисленных оппозиционных СМИ. Почему-то считается, что Соловьев – человек Кремля, и поэтому его обязательно нужно мочить. Глупости. Соловьев – человек себя, а Кремлю он просто удобен, поэтому и разрешен. До поры. Вот придираются, что Соловьев работал в КМО, и даже называют этот Комитет молодежных организаций «гэбистской синекурой». Не был он никакой гэбистской синекурой, там стажировались и обкатывались молодые журналисты-международники, Дмитрий Олегович Рогозин в том числе, и если кто-то из юных дипломатов или экономистов попадал потом в ГБ – так ведь это по советским временам довольно распространенная карьера. Из МГИМО туда тоже многие попадали, и из Ленинградского университета, как видим, тоже,- но не считаются же эти престижные вузы кузницей гэбистских кадров? Некоторые пишут, что потом Соловьев изучал экономику «в Богом забытом штате Алабама». Чтобы вас так Бог забыл, как этот штат! Это главный символ Юга, средоточие его традиций, консервативнее – только Техас. Отличные учебные заведения, а университет, где учился Соловьев,- один из лучших в Америке по части экономики. И с Джорджем Бушем-старшим Соловьев там познакомился не просто так, и свое дело основал, и если с 1991 по 1997 годы он процветал в Америке – это уж как-нибудь лучше свидетельствует о человеке, чем типичный послужной список девяностых: «1979-1984 – студент технического вуза, 1984-1985 – сотрудник Центра молодежной инициативы, 1987-1991 – кооператор, 1991-2001 – олигарх, с 2001 по настоящее время – губернатор, беженец, благотворитель (нужное подчеркнуть)».

Обладая нешуточным чутьем на золотоносные участки, Соловьев в 1997 году пошел не в нефтянку (понимая, что эта последняя рано или поздно будет национализирована – или как там называется приобретение «Юганскнефтегаза»?), а на радио. И «Серебряный дождь» до сих пор остается одной из его любимых трибун. Тогда они с Александром Гордоном оба вернулись из Штатов и обозначили два основных дискурса, идущих на смену политизированным телеэфирам девяностых: содержательная часть программы перестала что-либо значить, к 1998 году это было уже вполне понятно – и касалось как телевизионных, так и политических программ. Востребована оказалась личностная энергетика, она же безбашенность. Надо было уметь говорить то, о чем думают другие, но боятся сказать это вслух. Так Гордон в своем «Хмуром утре» обрушивался на дутые авторитеты и один раз – с Никитой Михалковым – чуть не нарвался на серьезные неприятности. Так Соловьев в «Соловьиных трелях» не боялся и до сих пор не боится прямо называть дураков дураками, да еще и поддерживать народ, когда тот (без конкретных фамилий) поругивает чиновничество и власть. А что, у нас нет свободы слова? Да полно. У нас, в сущности, закрыт только очень небольшой сегмент бескрайнего тематического поля, а на остальных его гектарах – присаживайся не хочу.