На пути к Академии

Ванда стала настоящей красавицей. Ей было восемнадцать. Длинные светлые волосы, немного широковатые скулы, но зато лицо ее казалось всегда готовым улыбнуться. Она и улыбалась, а Селдон подумал: «Что же ей, плакать, что ли? Летит на Сантаннию, где ее ждет совсем другая жизнь».

— Ну, Ванда, — сказал он, — еще несколько дней — и все.

— Вряд ли, дедушка.

— Что? — удивленно посмотрел на внучку Селдон.

Ванда подошла и обняла деда.

— Я не полечу на Сантаннию.

— Что, разве папа и мама передумали?

— Нет, они полетят.

— А ты — нет? Почему? А ты куда собираешься?

— Я собираюсь остаться здесь, дедушка. С тобой. Бедный дедушка! — воскликнула Ванда и нежно прижалась к Селдону.

— Но я не понимаю… Почему? Они разрешили тебе остаться?

— Ты про папу с мамой? Не то чтобы разрешили. Мы спорили и спорили, и в конце концов я победила. Ну а что тут такого, дед? Они улетят на Сантаннию, и все у них будет хорошо. Будут любить друг друга и малышку Беллис. А если я полечу с ними, а тебя оставлю здесь, ты же будешь совсем один. Нет, я не выдержу.

— Но как же тебе удалось уговорить их?

— Ну, ты же знаешь, я это умею. Нечто вроде «толчка».

— Что это значит?

— Все дело в моем уме. Я вижу, что делается у тебя в уме, и у родителей. Время идет, и я все лучше вижу, словно прозреваю. Ну а еще я научилась делать эти самые «толчки» — заставлять людей делать то, что я пожелаю.

— И как же ты это делаешь?

— Не знаю. Но проходит время, и люди устают от этих «толчков», и все делают по-моему. Так что я собираюсь остаться с тобой.

Селдон устремил на Ванду взгляд, полный отчаянной любви.

— Это прекрасно, Ванда, детка. Но Беллис…

— Не волнуйся о Беллис. У нее нет такого ума, как у меня.

— Ты уверена? — спросил Селдон и прикусил нижнюю губу.

— Совершенно. Ну и потом — должен же с мамой и папой кто-то остаться.

Селдон внутренне ликовал, но дать волю своим чувствам не решился. А как же Рейч и Манелла?

Он сказал:

— Ванда, но как же ты можешь так хладнокровно расстаться с родителями?

— При чем тут хладнокровность? Они все понимают. Они понимают, что я должна остаться с тобой.

— Как тебе удалось этого добиться?

— «Толчками», повторяю, — просто ответила Ванда. — Толкала, толкала, и постепенно они стали думать, как я.

— Ты это умеешь?

— Это было непросто.

— И ты это сделала, потому что…

Комок подкатил к горлу, и Селдон замолчал. — Потому что я тебя люблю, — договорила за него Ванда. — Конечно. А еще потому…

— Да?

— Я должна изучить психоисторию. Я уже кое-что знаю.

— Откуда?

— Из твоего сознания. Из сознаний других, кто работает в Проекте. Из сознания дяди Юго, пока он был жив. Но это все кусочки, обрывки. А я хочу по-настоящему. Дед, мне нужен свой собственный Главный Радиант, — заявила Ванда. Глаза ее загорелись, она затараторила увлеченно: — Я хочу самым подробным образом вникнуть в психоисторию. Дедушка, ты совсем старый и очень устал. А я молодая, у меня много сил. Хочу узнать как можно больше, чтобы я смогла работать, когда тебя…

Она смутилась и запнулась. Селдон, сделав вид, что не заметил этого, сказал:

— Ну что ж, это было бы замечательно, если бы у тебя получилось, но ведь у нас совсем нет денег. Я научу тебя всему, что знаю сам, но работать… нет, сделать мы больше ничего не сумеем.

— Посмотрим, дед. Посмотрим!

16

Рейч, Манелла и малютка Беллис ждали в космопорту объявления о начале посадки на звездолет. Багаж уже был сдан.

Папа, полетим с нами, — упрашивал Рейч.

Селдон покачал головой.

— Не могу.

— Если надумаешь, у нас всегда найдется место для тебя.

— Знаю, Рейч. Мы прожили вместе почти сорок лет — и это были замечательные годы. Нам с Дорс повезло, что мы нашли тебя.

— Это мне повезло, — пробормотал Рейч, и глаза его наполнились слезами. — Не думай, я тоже маму каждый день вспоминаю.

— Я и не думаю…

Селдон отвел взгляд. Ванда играла с Беллис. Тут раздался сигнал, и всех пригласили пройти на посадку.

Родители бросились обнимать Ванду и поливать ее слезами. По пути к выходу Рейч оглянулся, помахал Селдону рукой и улыбнулся, но улыбка получилась вымученной.

Селдон тоже помахал ему в ответ, другой рукой обняв и прижав к себе Ванду.

Только она и осталась у него. Один за другим ушли из его жизни дорогие сердцу люди — друзья и любимые. Демерзель улетел и никогда не вернется. Император Клеон погиб. Погибла Дорс, умер Амариль. А теперь и Рейч, его единственный сын, улетел.

У Селдона осталась только Ванда.

17

— Как чудесно, — проговорил Селдон. — Прекрасный вечер. Ведь мы живем под куполом, и, в принципе, каждый вечер мог бы быть таким же.

Ванда равнодушно ответила:

— Мы бы устали от этого, дедушка, если бы ежедневно были красивые вечера. Для нас лучше, что вечера все время разные.

— Это для тебя, потому что ты еще молодая. У тебя еще много-много вечеров впереди. У меня — нет, потому мне и хочется, чтобы все дни были такие дивные, как сейчас.

— Ну, дедушка, опять ты за свое. Никакой ты не старый. Нога у тебя в последнее время получше, а голова работает великолепно. Уж я-то знаю.