На Пути к Человекии

Всё остальное — от стадности, существующей и поныне. Но уже сегодня это начинает ломаться.

(1973 г.)

Я остался прежним: хочется всего — всех женщин мира, всех дорог, всей славы, всей радости и всех скорбей, знать всю правду и всю ложь, все трудности и победы. Весь мир! Всё хотя бы по мигу. И не надо никаких вечностей, бесконечной жизни.

Чтобы знать жизнь. И говорить себе честно — Я есмь Человек!

(1973 г.)

Мы. Никуда не уйти от самой несусветной трагичности нынешних отношений между нами, людьми: как много нас ещё разделяет, как мало связывает, и при этом как глупо теряем друг друга!

(1974 г.)

Я выпал из времени. Ради другого времени и оттого что — безвременье.

Первопричина: жить, как заставляют окружение и обстоятельства, отказываюсь, а той жизни, что моя, — нет.

И разом встало всё на свои места, потому что живу не там, где нужно, не с теми, с кем обязательно стоило бы (просто с кем — то кручусь, связываясь жизнью), не мой ритм, не мои нужды. Оттуда и душевная чахотка с сонливостью чувств и одурелой элегией мыслей. Но всё есть, и всё могу. Да ещё и лучше. Ни черта не ушло и даром не пропало.

(1974 г.)

Я иду к тому, от чего так отговаривают. Уж сколько доброжелательных копий сломано об меня, а всё возвращаюсь к себе — и в который раз! — учусь сначала.

Да ещё и воинствующий упрямец — других в свою веру обращать.

Ах, чёрт возьми, ведь простая вещь: не в том настоящая сила и настоящая правильность (искусство жить!), чтобы не иметь падений и поражений, а в том, чтобы после них вставать и шагать дальше. И не расставаться с собой, чем бы ни заманивали, как ни сбивали бы с ног.

(1974 г.)

Я чувствую себя иногда инопланетянином. Посреди того, что бегает, шумит и живёт вокруг. Во мне совсем иные миры. Они вспыхивали у нас в разные времена, в разных землях. И чувствую поныне (как и в шестнадцать лет!) не одиночество, а точную причастность к гигантски мощным цивилизациям. Бесконечно ли дальним, близким. Всё едино: я один из Них. Так кто же?

(1974 г.)

Я и Они. Чёрт возьми, не могу не работать! Не могу, не умею лениться. Но всё понуждает к лентяйству и безделью. Валяешься, как хорошая техника на складе, пока окончательно не проржавеешь и выбросят вон. Ты ценность, а всё впустую — боятся применить. Или предлагают знаменитое — забивать гвозди микроскопом. Не могу ни то, ни другое. Самоубийственно.

(1975 г.)

Мы. Человеческого! Очень человеческого! Совсем человеческое, до конца человеческое!

В себе, в жизни, в мире! В работе, в мыслях, в чувствах! В отношении к букашкам, во взгляде на закат! В разговорах, в походке, в манере есть, в желании дышать и быть! В автобусе, на улице! В искусстве! В мечтах, желаниях и половом влечении — всюду человеческого! Как можно больше человеческого! В умениях, знаниях! В улыбках и слезах, смехе и горе! Непременно одно человеческое!

Иначе нельзя!

По миллиметру в день, в год, но обязательно всё больше и больше!

Иначе ну никак же нельзя!

(1975 г.)

Я. Но если чего и хочется уж очень, так вот: больше всего хочется выучить всех людей доброму, упругому, сильному человеческому языку всего — превсего — любви, дружбы, дела, радости, грусти, движения, покоя, дня, ночи. Выучить такому языку, который каждому даст главное — умение во всём и всегда быть человеком и жить по — человечески (а не людски, «как все»). Есть такой язык.

(Из письма Ю. Ф. Красавиной в Пятигорск)

(1979 г.)

Я. Меня винят в том, что постоянно разбрасывался. Но именно такой интерес — к тысячам и миллионам дел, мыслей, событий и людей — и позволил мне, в ущерб насущным делам, разобраться и понять главное: что же есть человек. А вслед за этим уверенно распознать, что же такое и его жизнь, её истоки, зачем и кому принадлежит.

Человек и жизнь как извечные истина и тайна Вселенной!

(1980 г.)

Я и Они. Ан нет! Когда работаю, только и чувствую себя человеком. Кто же тогда в другое время? Ваш современник. Что же, он не человек? Ах, как далеко ему ещё до человека!

(1980 г.)

В восьмидесятые

В восьмидесятые, повеявшие надеждой и тревогой

Я не фанатик бесконечности.

Но и я законная её часть. Речь не о бессмертии. Я умру. К тому же дурно устроен: болею, суечусь по дурацким физиологическим поводам и мелким житейским причинам. А всё же и я — производное бесконечности. Как одна из точек, которые и складывают бесконечную линию.

(1981 г.)

Я никогда не стремился истребить в себе живого человека. Мне только важно было — и по — настоящему! — не дать времени, ещё достаточно худому, вырастить во мне раба. Я был и буду ещё нелеп, неуклюж, неудачен, но никогда — несвободным человеком, сотворением эпохи, и ничего более.

Человек — стремительный творец мгновенной бесконечности! А бесконечность не имеет зависимостей.

(1983 г.)

Я. Как только прикасаюсь к космосу — оживаю! Будто сиюминутность, суета и узкое земное бытие мертвят, сушат, калечат ум и чувства!

(На полях книги А. Д. Урсула «Человечество. Земля. Вселенная»)

(1984 г.)