На Пути к Человекии

Когда действительное содержание: свобода — чего, чему, для чего — то. Свобода высоким устремлениям, совестливой деятельности. Свобода выбора — судьбы, ответов, знания, надежды, веры. Свобода мысли, мечты, творческих намерений и действий, радующих достижений. Свобода становиться и быть именно человеком, тем более не только благодаря обстоятельствам, ныне почаще вопреки им.

Вся истина в том, что большинство людей ещё остаются так и не раскрытыми во всей глубине своих личных человеческих талантов и свойств, сырьём истории, но не её деятелями. Вот и официально, на всё человечество заявленные «права человека» не более чем элементарные условия его проживания с первейшими обязанностями государственной власти по отношению к своим согражданам.

Действительные права ЧЕЛОВЕКА начинаются со свободы его человеческого вырастания и совершенствования!

(1997 г.)

Мы. Войти в человечество, а не числиться в нём внешне, войти в общество, истинно человеческое, уходящее во всё более вочеловеченную даль, можно только с доказанными умом и совестью, а не с намёками или заявлениями о них, пусть ты трижды завален по макушку почестями и наградами (к тому же — от власти, коль отчеканенных наград народа не существует до сих пор!).

(1997 г.)

Я. И открылось: моя тюрьма — вся планета. Лишь в одном свободен был и буду до последней гаснущей искры сознания — в признании великой человеческой культуры, накопленной, выстраданной миллионами людей всех народов и времён. Именно она — внепланетна!

Потомкам это ещё не скоро осознать, но они непременно поймут и примут её за главный пропуск в космос, за главную космическую дорогу. К другим, к братски разумным существам.

(1997 г.)

Мы. А верно же — есть Высокие светлые дороги, на которые мы смотрим из наших смрадных, пропахших горем, слезами и кровью ущелий, где пробираются, идут или ползут лишь одиночки; остальные копошатся, выгребая себе какие — то норы или выстраивая золоченые лачуги. Смотрим и не верим, что они есть. Видим, со страхом или последней надеждой чувствуем их и не можем разглядеть доподлинно, ясно, умно. А разглядев же, не умеем уверенно выбираться наверх, чтобы пойти по ним, по высоким светлым дорогам со счастливой улыбкой, с распахнутой для доброты и ума душой и с гордо поднятой головой. Идти и знать — ты взаправду человек, а не вошь, которую с презрением давят сильные и жестокие, и не навоз для власти, как и не самовлюблённый глупец с забитыми мусором мозгами.

Высокие светлые дороги, протянутые из дали в даль, где даже встречный ветер — Друг, приходят к нам издалека, пролегают над нами и уходят вновь за горизонт без конца и края.

(1997 г.)

Я из тех, кому достаётся и от правых, и от левых, от задних и передних, снизу и сверху, от чёрт его знает ещё кого и откуда. И не потому, что нахожусь в некоей правдолюбно золотой середине. Чушь! Просто по устройству человек сферичный: тот, кто живёт и чувствует себя, видит и распознаёт всё объёмно. И подвижен в объёме же.

Не стойловый, не группировочный, не лакей, не мракобес, не схимник и не идиот. Нормально живущий нормальный человек во вполне ненормальных условиях и обстоятельствах.

(1998 г.)

Мы и Они. Человечество давно выработало альтернативу всему дурному — дурной наследственности, дурному воспитанию, дурному влиянию и дурному образу жизни. Всей наличной дурости и жестокости бытия. Это — развитие в нас человеческой личности. Как процесс. И налично развитая человеческая личность. Как факт.

Принципиальная возможность стать и быть человеком дана каждому. И всегда стучится в нашем сознании, как пепел Клааса. Кроме медицински доказуемых сумасшедших (но и у тех бродит в бронированном черепе в поисках маломальской щели и возможности проявиться).

Измени человечество в одночасье нынешний вымороченный, тошнотворный и напрямую преступный уклад — мы это почувствовали бы массовым порядком едва ли не сразу.

(1998 г.)

Они. Наиболее унизительное место в отношениях между людьми — очевидное неумение и нежелание быть в добро, в радость и опорой друг другу. Столкновения, выяснения, «характеры» — всё это мусор, который они в силе и вправе вымести из своих отношений при условии надёжного осознания самое себя как человека.

(1998 г.)

Я и Мы. Всё, что я сделал и, может быть, ещё сделаю, — лишь самое копеечное прикосновение к настоящей человеческой жизни и к настоящим человеческим делам, отношениям и ценностям. Прикосновение полупримитивного существа к тонкому и сложнейшему, но не хрупкому и не ломкому, подлинно человеческому бытию, к состоянию, где место всему, кроме бездумья и жестокости, равнодушия и бесчувствия.

Всё это от нас за ещё долгими тысячелетиями, переполненными событиями, взлётами и провалами, жертвами и героями. Но мне было хорошо их видно. И в этом высматривании был далеко не одинок.

(1999 г.)

Они. Оценит ли кто — нибудь в будущем ясно и точно, во всей мере честности и ума, какой же была моя современность?