На пути к краху. Русско-японская война 1904–1905 гг. Военно-политическая история

Штабы накануне наступления никак не могли начать организованную работу. Сделать это было непросто даже в масштабе одной армии. Куропаткин, не доверяя Гриппенбергу, начал обращаться через голову командующего армией, обращаться к начальнику его штаба. «Рузский, — вспоминал сотрудник штаба 2-й армии полк. Ф. П. Рерберг, — сразу ему поддался, потерял всякое гражданское мужество и импульс, и начал работу (а с ним и его штаб) — на двух «богов»: на Куропаткина и Гриппенберга. Он оказался между двух огней, был в ужасном состоянии, но не решился выйти из этого положения»{1842}. Положение было действительно сложным, так как в армии создавалась система двоевластия, и взаимоисключающие приказы следовали один за другим.

А Главнокомандующий в это время находил время на смотры прибывших частей. 5(18) января в Мукден прибыл 98-й Юрьевский пехотный полк. В составе XVI Армейского корпуса он был выделен Куропаткиным в резерв. 9(22) января генерал лично на белом коне явился на полковой смотр. «Поздоровавшись с полком, — вспоминал один из офицеров, — он его объехал, говоря, что армия рада прибытию дорогих гостей, что иначе, как побив японцев нечего и думать о возвращении домой и что отступления больше не будет. Затем, собрав всех офицеров, генерал Куропаткин объяснял им, как следует вести наступление, обращал внимание на важное значение самоокапывания и закончил заявлением, что отступления не будет и что мы скоро побьем японцев»{1843}. В эти дни готовились к наступлению, но нерешительно и неудачно. Слабым звеном прежде всего было управление. Штаб I Сводно-Стрелкового корпуса, который должен был принимать участие в операции, был сформирован за четыре дня до начала наступления и только приступал к нормальной работе{1844}.

10(23) января 1905 года в Мукден прибыл начальник штаба 3-й армии ген.-л. Ф. В. Мартсон. С ним приехало 19 офицеров, а вскоре еще 3, но основные потребности полевого управления армии в кадрах были удовлетворены только к 1(13) февраля. Генерал-квартирмейстерская часть получила с 8(21) января четырех подполковников{1845}. Однако штаб не смог сразу начать работу в нормальном режиме{1846}. Отношения между Мартсоном и Алексеевым были далеки от идеала, но генералы не демонстрировали их. Во-всяком случае, с приездом начальника штаба генерал-квартирмейстер смог сосредоточиться исключительно на своей, то есть на оперативной, работе. Однако для того, чтобы эта работа смогла стать эффективной, нужно было время — Алексеев срочно отправил прибывших для знакомства с войсками и местностью. Его очень беспокоила сложившаяся ситуация: «Неладно лишь то, что вся эта публика съехалась накануне важных дней, в ход которых они должны будут вступить с малым знакомством»{1847}.

Наступление армии началось всего через два дня после того, как были написаны эти слова. «Ни одно из всех предшествовавших сражений в эту войну, — отмечал Теттау, — не показало с такой ужасающей ясностью полнейшую несостоятельность русского командования, как сражение под Сандепу. Огромная армия в 100 000 человек оказывается бессильной побороть сопротивление нескольких эскадронов и пять дней стоит прикованной к какой-то несчастной деревне только потому, что в командовании этой массой не было достаточной решительности, чтобы поставить себе надлежащую цель и направить все силы для достижения этой цели»{1848}. Можно сказать, что Теттау был не совсем прав — русское командование в самый важный, начальный период наступления или отсутствовало, или действовало как в тумане, слабо представляя себе даже район действий. «Управление войсками и техника штабной службы на всей иерархической лестнице штабов, — считал полк. Новицкий, — были поставлены неудовлетворительно: все начальники хотели командовать войсками, а не управлять ими, потому что, непривыкшие к управлению и в мирное время, совершенно не умели пользоваться услугами штабов»{1849}.

Более того, работу штабов старались заменить личным руководством. Постоянное вмешательство Куропаткина в распоряжения командующего 2-й армией буквально парализовало управление ею. Как отмечал один из сотрудников Гриппенберга: «Штаб Главнокомандующего связывал нашу деятельность по рукам и ногам»{1850}. О взаимодействии войск в этой ситуации говорить и не приходилось. «Хуже то, — писал 14(27) января Алексеев, — что нет той стройности, строгой последовательности во всех распоряжениях, без чего воевать более чем трудно. 12 января меня посылали верст за 20 к Гриппенбергу, который высказал, что до взятия сел. Сандепу атак на деревни, прилегающие к позиции нашей армии не будет»{1851}.