На пути к краху. Русско-японская война 1904–1905 гг. Военно-политическая история

29 марта(11 апреля), находясь у берегов Сайгона, Рожественский отправил две телеграммы в Петербург, намекая на необходимость возвращения флота на Балтику. Они представляли из себя довольно двусмысленную смесь очевидной решительности и неопределенных намеков: «Если эскадра нужна еще во Владивостоке, если там есть пища для лишних тридцати тысяч, если остались боевые запасы для флота, то необходимо идти — немедленно, не ожидая Небогатова… Если же поздно уже высылать эскадру во Владивосток, то необходимо возвратить ее в Россию»{2127}. Адмирал не нашел в себе сил высказаться однозначно, и в сложившейся обстановке император предпочел отдать приказ следовать во Владивосток, не дожидаясь подкреплений. Рожественского известили о том, что крепость представляет собой прочную базу и связь ее с Россией отнюдь не нарушена. Не смотря на разрешение двигаться самостоятельно, адмирал остался дожидаться 3-ю эскадру, которая, по его мнению, состояла из «калек». Очевидно, он надеялся, что со временем Николай II изменит свое решение, но эти расчеты были необоснованны. Находившийся в это время в Царском Селе принц Генрих Прусский телеграфировал в Берлин: «Император решил пока продолжать войну, не обращая внимания на сильную мирную агитацию. Он сосредоточил все свои надежды на Рожественском, который в скором времени должен достигнуть Зондского архипелага. Император в спокойном, нормальном состоянии»{2128}.

Отправка эскадры стала стратегическим просчетом не только с военной точки зрения. Петербург фактически превратился в заложника собственной ошибки — теперь возвращение флота означало дальнейшую дискредитацию России на международной арене и ее правительства внутри страны. Как в России, так и в Маньчжурских армиях надеялись на то, что прибытие ударных сил Балтийского флота изменит положение. Слишком много ожиданий было связано с походом флота на Дальний Восток: «Два чуда — одинаково трудных и невозможных — ожидали от этой многострадальной эскадры: перехода ее в атмосфере злобного нейтралитета, окруженной бесконечным рядом тайных и явных опасностей — от Либавы до Владивостока и — благополучного прохода мимо японского флота»{2129}. Эти слова современника нуждаются в уточнении. Если первое требование воспринималось как чудо морскими офицерами, то второе чудо ждала вся Россия. Оно, как известно, не состоялось.

Глава 29. Цусима

8(21) апреля, ссылаясь на протесты Японии, французские власти потребовали от русской эскадры в 24 часа покинуть Индокитай. На следующий день корабли Рожественского вышли в море. До территориальных вод их сопровождал крейсер «Декарт». Здесь русские корабли остановились. Необходимого запаса угля на них не было и бункировку приходилось производить в открытом море с подходивших угольщиков. Кроме того, необходимо было дождаться подхода Небогатова{2130}. Встреча произошла 26 апреля(9 мая) в море у берегов Вьетнама. До этого Рожественский уже подходил к берегам французской колонии, чтобы заправиться водой и провизией, и покидал их по требованию французов. 27 апреля(9 мая) корабли вновь сделали это для принятии угля с транспортов в бухте Куа-Бе. Топливом запасались впрок — уголь складывали везде, где было свободное место, включая батарейные и жилые палубы, кают-кампании и т. п. Бункировка продолжалась четверо суток, что вызвало энергичный и раздраженный протест французских властей. 1(13) мая эскадра вышла в море{2131}.

Соединенные русские эскадры насчитывали 8 эскадренных броненосцев (из них 3 устаревших), 3 броненосца береговой обороны, 6 крейсеров 1-го ранга (из них 3 устаревших и 1 слабый), 3 крейсера 2-го ранга (из них 1 слабый), 1 вспомогательный крейсер, 9 миноносцев, 4 транспорта и 2 буксирных парохода{2132}. Численные показатели не отражают качества боевой силы. Русские броненосные корабли значительно уступали японским по уровню бронирования. В среднем площадь небронированного покрытия борта у них составляла 60 %, тогда как у японцев — 39 %, площадь покрытия брони толще 6 дюймов — 17 %, тогда как у японцев — 25 %, покрытия броней слабее 6 дюймов — 23 %, тогда как у японцев — 36 %{2133}. Сложным было и моральное состояние экипажей эскадры. Люди находились на пределе своих возможностей. Как отметил командующий — «На бой еще хватит, но на ожидание — нет»{2134}.