На пути к краху. Русско-японская война 1904–1905 гг. Военно-политическая история

Военные действия зашли в тупик. Токио в 1905 г. оказался в ситуации Петербурга в 1878 г. — война была выиграна, но к победе страна пришла в состоянии, исключавшем возможность использовать плоды побед. Тупиковое положение, сложившееся после Мукдена, в японском правительстве считали самым тяжелым периодом за все время войны. Финансовые, материальные и человеческие ресурсы Японии были исчерпаны. Из 10 млн. мужчин активного возраста 2 млн. было в той или иной мере мобилизовано для нужд войны, около 1 млн. отправлено на фронт{2163}. В ходе военных действий было убито 49,4 тысяч японских офицеров, матросов и солдат, 27 192 чел. умерло от болезней (соответственные русские потери составили 31 630 и 12 983 человек){2164}. Токио нуждался в мире, но надеялся с его помощью выйти из весьма затруднительного финансового положения. Предварительная оценка возможной контрибуции колебалась в границах от 600 млн. до 1 млрд. долларов США{2165}. Русско-японская война стоила Японии в 8,5 раза больше, чем война с Китаем, в 6,6 раза превысила средний доход страны за 1903 г., стоимость ее — 1 730 050 000 иен — в 11,7 раза превысила сумму поступления налогов. Во время войны японское правительство разместило ряд внешних займов (в основном на биржах Лондона и Нью-Йорка) на сумму 800 570 000 иен (из них реально получено 689 590 000 иен) под гарантию таможенных поступлений и табачной монополии. Было выпущено шесть внутренних займов на сумму 783 460 000 иен (реально получено 729 137 000 иен){2166}.

Общие финансовые потери России составили 6,554 млрд. рублей, более половины этой суммы — 3,994 млрд. рублей составили внутренние и внешние займы под военные нужды. Внешние долги, связанные с войной составили 2,176 млрд. рублей и были погашены к 1909 г{2167}. Рубль по прежнему оставался стабильным, финансовое положение страны было не таким критическим, как в Японии, но зато в России уже началась революция 1905–1907 гг. Это был еще один участник войны, объективно действовавший на стороне Токио. По столицам европейских стран прокатились демонстрации в поддержку русских революционеров, общественное мнение Франции, Италии, Бельгии, Германии и Великобритании относилось к правительству России достаточно единодушно и негативно. Курс русских ценных бумаг, несколько стабилизировавшийся после Манифеста 17 октября 1905 г., вновь начал падать{2168}.

Японский Генеральный штаб выделил на организацию саботажа только на Транссибе 30 000 иен в марте 1904 г., и 40 000 иен в феврале 1905 г. Помощь революции обошлась Японии в 1 000 000 иен (курс иены и рубля тогда был приблизительно равен) и оказывалась через финских и польских социалистов{2169}. Как отмечает современный историк, «представители национальных меньшинств выполняли роль посредников, дымовой завесы…», скрывавшей от русских коллег по борьбе с царизмом контакты с японской разведкой{2170}. Для того, чтобы оценить результат этих контактов, можно привести в пример историю с пароходом «Джон Графтон». На нем в Россию перевозилось оружие, купленное эсерами на японские деньги. 7 сентября 1905 г. пароход сел на мель у берегов Финляндии и был взорван. С обломков властями было извлечено 9670 винтовок, около 4 тысяч штыков, 720 револьверов, 400 тысяч винтовочных и около 122 тысячи револьверных патронов, около 3 тонн взрывчатки, 2 тысячи детонаторов, 13 футов биквордова шнура{2171}. Революционеры вели войну внутри страны.

Примером их отношения к войне с внешним врагом может послужить листовка Красноярского комитета РСДРП «Письмо красноярских рабочих по линии Сибирской железной дороги», распространяемой по Транссибу в конце июля — начале августа 1905 г. Социал-демократы убеждали рабочих, что право держать флот на Тихом океане или укрепления на Дальнем Востоке нужны только царю, а не народу, и призывали помочь армии заключить мир путем стачки на железной дороге, лучше всеобщей, но подошла бы и частная: «…мы разом сможем остановить движение по всей линии — от Челябинска до Харбина. И наша всеобщая стачка будет смертельным ударом царскому самовластию и спасением десяткам тысяч наших братьев, заброшенных в Манчжурию»{2172}. С прибытием подкреплений в Манчжурию русская армия не усиливалась, тыл все больше оказывал влияние на фронт.