На пути к победе

«ПОСЛЕДНИЙ ШТУРМ

Документальный очерк

К началу 1945 года стало ясно, что война в Европе, вероятнее всего, закончится сражением за Берлин. Об этом свидетельствовало положение на фронтах, яростное сопротивление немецких войск, отсутствие перспектив какого-то иного выхода Германии из войны. Но вопрос, кто первым достигнет столицы Германии — войска западных союзников или Красная Армия, оставался открытым. Стремление каждой из ведущих держав антигитлеровской коалиции — Советского Союза, Соединенных Штатов Америки и Великобритании решить эту задачу было естественным для политического руководства и командования, понятным для рядовых солдат и простых граждан этих стран. Взятие Берлина означало конец кровопролитию на европейском континенте, приносило лавры победителя в завершающем сражении за правое дело, укрепляло позиции в решении вопросов послевоенного устройства Германии, авторитет причастных к этому политических и военных лидеров внутри страны и на международной арене. Не говоря уже о том, что взятию Берлина предстояло войти в летопись мировой истории. Словом, ставки были достаточно высоки. Насколько можно судить по документам, первым поставил об этом вопрос президент США Ф. Рузвельт.

19 ноября 1943 г. на борту линкора „Айова“ по пути в Каир на англо-американо-китайскую конференцию, которая предшествовала встрече глав правительств СССР, США и Великобритании в Тегеране, Ф. Рузвельт, мотивируя необходимость открытия второго фронта, отмечал, что советские войска находятся всего в 60 милях от польской границы и в 40 милях от Бессарабии. Если они форсируют реку Буг, что они могут сделать в ближайшие две недели, они окажутся на пороге Румынии. Президент указал на неотложность оккупации вместе с Англией возможно большей части Европы. Под английскую оккупацию он отдавал Францию, Бельгию, Люксембург, а также южную часть Германии. Соединенные Штаты, сказал Ф. Рузвельт, „должны занять Северо-Западную Германию. Мы можем ввести наши корабли в такие порты, как Бремен и Гамбург, а также (порты) Норвегии и Дании, и мы должны дойти до Берлина. Тогда пусть Советы занимают территорию к востоку от него. Но Берлин должны взять Соединенные Штаты“ [138].

Конкретно вопрос о взятии Берлина и создании для этого необходимой группировки войск интенсивно обсуждался политическим и военным руководством СССР, Великобритании и США в феврале — марте 1945 г. и приобрел характер соперничества.

1 апреля 1945 г. в Москву, в Ставку Верховного Главнокомандования были вызваны командующий 1-м Белорусским фронтом Маршал Советского Союза Г. К. Жуков и командующий 1-м Украинским фронтом Маршал Советского Союза И. С. Конев. „Так кто же будет брать Берлин, мы или союзники?“ — задал вопрос И. Сталин. Поводом для такой постановки вопроса были полученные в Москве сведения о том, что западные союзники создают для взятия Берлина группировку войск под командованием фельдмаршала Б. Монтгомери и развернули с этой целью подготовительные мероприятия.

„Берлин будем брать мы, — ответил на вопрос Сталина маршал Конев, — и возьмём его раньше союзников“.Жуков сказал, что это готовы сделать войска 1-го Белорусского фронта, который имел к тому времени достаточно сил и был нацелен на Берлин с кратчайшего расстояния. По стечению обстоятельств именно в этот же день 1 апреля У. Черчилль направил Ф. Рузвельту следующую телеграмму: „Ничто не окажет такого психологического воздействия и не вызовет такого отчаяния среди всех германских сил сопротивления, как нападение на Берлин. Для германского народа это будет самым убедительным признаком поражения. С другой стороны, если предоставить лежащему в руинах Берлину выдержать осаду русских, то следует учесть, что до тех пор, пока там будет развеваться германский флаг, Берлин будет вдохновлять сопротивление всех находящихся под ружьем немцев.

Кроме того, существует еще одна сторона дела, которую вам и мне следовало бы рассмотреть. Русские армии, несомненно, захватят всю Австрию и войдут в Вену. Если они захватят Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное представление о том, будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу, и не может ли это привести их к такому умонастроению, которое вызовет серьезные и весьма значительные трудности в будущем? Поэтому я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток и что в том случае, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, несомненно, должны взять его. Это кажется разумным и с военной точки зрения“».[139].