Таким образом, мы наблюдаем факторы психического подкопа истории под капиталистическую промышленность. У людей не хватает больше энергии, решимости, воли, охоты, способности тянуть дальше ярмо капитализма. И представитель государственных железных дорог инженер Жуге говорит то же самое, что американский наблюдатель. Первый говорит о волне «поразительной лености», а второй говорит об усталости, об утомлении, о пассивности. Он изобретает меры и средства в своем дальнейшем докладе, как преодолеть эту волну, но мы с вами отдаем себе ясный отчет в том, что буржуазный мир Европы этой волны преодолеть не может. Буржуазия слишком много физической и моральной силы извлекла из рабочего класса в течение империалистической войны, слишком обманула его надежды и ожидания, чтобы ныне открыть еще новый источник потенциальной, подспудной энергии рабочего класса. Рабочий класс Европы только в тот час окажется способным найти в себе достаточно творческой энергии, когда ответственность за хозяйство Европы ляжет непосредственно на него.
Товарищи, все то, что было в Европе, у нас было в сугубой степени.
Тов. Рыков говорил вам здесь о том, как мы лишились в течение двух лет – механически лишились, так как были отрезаны, – важнейших областей нашего сырья и нашей индустрии. Мы были отрезаны от Польши с Домбровским угольным районом, который, правда, питал главным образом всю польскую промышленность; мы были отрезаны от нашего юга, который давал никак не меньше 90 % нашего угля, если не считать Домбровского района и если не считать ввозного угля. Мы ввозили около полумиллиарда, на юге получали миллиард и три четверти.
Мы были отрезаны от источников нашей нефти, которые давали нам до шестисот миллионов пудов. Наша промышленность на две трети кормилась минеральным топливом, твердым и жидким. Сразу отрезать все это – значило из-под здания вырвать колоссальную часть его фундамента. Конечно, оно должно было потрястись сверху донизу, и часть должна была обвалиться. Приходится поражаться, что это здание хотя бы на 20 – 30 % живо и существует, что кое-какие колеса еще вращаются.
Мы были отрезаны от Туркестана с его хлопком. Наш транспорт кормился в значительной мере углем и нефтью. Наши железные дороги пожирали около полумиллиарда твердого и жидкого топлива в год. Почти сразу это было вырвано из наших рук. Можно ли здесь обвинять режим? Я не говорю об отдельных учреждениях ВСНХ или его органах, но режим в целом и всю Советскую власть и политику, экспроприацию крупных предприятий, железных дорог? Здесь ли источник зла? Товарищи, фабрика может быть капиталистической, единоличной, акционерной, может быть частью треста, может быть социализированной в переходный советский период, или может быть частью законченного коммунистического хозяйства, но если у нее отнять топливо, если у нее отнять сырье, – ее труба не будет дымиться, ее колеса не будут вращаться. Из тех цифр, которые перед нами развернул т. Рыков, сделать вывод против советского режима, против перехода к коммунистическому хозяйству могут только приверженцы капитализма и шарлатаны, спекулирующие на темноте и на невежестве наиболее отсталой части рабочих масс.
Мы знаем, товарищи, из истории, что переход от одного хозяйственного строя к другому всегда покупался неисчислимыми жертвами и в том числе жертвами в области хозяйства. Человечество в силу своей косности и невежества вовсе не развивается со ступеньки на ступеньку вверх, правильно восходя и делаясь все более и более мощным. Этого нет. Человек бредет, вперед, спотыкаясь и падая, и иной раз падая гораздо ниже, чем стоял вчера, и потом только вновь поднимаясь. Человечество стояло долгое время на ступеньке рабства, прежде чем дошло до крепостного права. Оно стояло так, пока все это не было раздавлено волной варварства, которая смела старую рабскую культуру.[41]
Все это покупалось ценой разрушения, ценой гражданской войны. Французские рабочие, французские ремесленники были под конец Французской революции гораздо беднее, чем в ее начале. Они восстали вследствие своей бедности и угнетения, но самая борьба, гражданская война и мировые войны, которые она вызвала, все это в совокупности еще больше увеличило бедность, но вместе с тем создало основы для увеличения богатства. И буржуазная Франция с ее могуществом, с ее культурой выросла из страданий, ужасов и бедности, отчаянной бедности, какая была порождена Великой Французской Революцией.[42]Получается такое впечатление, что человечество – это застойное, консервативное неподвижное человечество – стоит на одной ступеньке, и когда ему нужно подняться выше, то эта ступенька, на которую он поднялся, проваливается под ним, и он одной ногой, а то и обоими, увязнет глубже, чем вчера, и потом только начнет карабкаться вверх. Так происходит и с нами и со всем европейским мировым хозяйством и его развитием.