Но, вдобавок ко всем смыслам, освобожденным из их тайников, искатель прикасается к более великой мистерии, к нечто такому неуловимому и такому несомненному, что приводит его в волнение всякий раз, когда он думает, что заметил это — о! нечто, что очень хорошо спрятано, что не хочет, чтобы его схватили и запихнули в мысль или облекли в ментальный кодекс: это всевышний Шифр, который расшифровывает все и подобен настоящему ключу нового мира. За всеми своими неуверенными шагами, за всеми спотыканиями, за всеми ложными поворотами каждый день, за этим криком в ночи, искатель начинает ощущать нечто вроде Помощи — нечто, что отвечает
… Требуется действительно долго идти во тьме, чтобы понять чудо этого отклика. Это отвечает, движется, слушает, знает, куда мы идем! Как если бы новый мир был бы весь здесь, уже сделанным, несметно прочерченным под нашими ногами и под каждым шагом каждого существа и каждое мгновение — и постепенно мы входим в эту географию. И это действительно знак нового мира: он здесь, не надо преодолевать никакой дистанции, не надо ждать в молитве, не надо кричать через пустое пространство, чтобы обольстить божество, сокрытое в облаках, не требуется ни интенсивная концентрация, ни долгие годы, ни долгие усилия и рьяные повторения, чтобы заманить глухую Силу — все уже здесь, мгновенный отклик, исполнение во плоти, живой знак, живая демонстрация. Достаточно простого зова. Достаточно маленького крика чистой истины. В действительности, не мы ищем: нас ищут; не мы зовем: нас зовут. И мы так долго бредем наощупь только из–за того, что хотим сделать все сами. Нечего делать! Надо только разобрать сделанное и позволить войти новому миру, позволить течь его неожиданным рекам и его путям под нашими ногами. Краткая секунда отхода, и это мир входит, он здесь, он улыбается. Все уже здесь! И обезьяна, которая делала так много усилий, чтобы завладеть этой маленькой возвышенной вибрацией, которая улавливала мысль лишь по случаю, не зная как и почему, в тот момент, когда ее обезьянья механика не работала так, как обычно, она тоже, возможно, входила в новую ментальную географию, которая ждала обезьяньей слабости и маленькой секунды отказа, чтобы вошла мистерия нового мира. Мы думаем, что все выходит из наших чудесных мозгов, но мы являемся орудием более великого я, переводчиками близящегося чуда, передатчиками растущей музыки. Только надо позволить течь этой музыке, надо, чтобы инструмент был ясным.И можно постичь, что если бы мир настроил свой инструмент на эту другую музыку, он был радикально изменился.
IX. Большее я
Что это за большее я?
На самом деле, я
всегда было большим; с тем же успехом можно спросить: «Что такое более большая луна?» Потому что сначала мы видим четверть луны, затем половину, и поэтому, исходя из нашего геоцентрического видения, мы говорим, что луна растет. Наши глаза видят вещи одну за другой, и для этих глаз вещи растут или появляются, если только по–детски не заявить, что они падают с неба или поедаются драконами — мы думаем, что вещи и существа «умирают», уносятся, как луна, драконом смерти, но они всегда здесь, только сокрыты от нашего видения, и ничто не умирает и не исчезает, как и не рождается или возникает подобно полной луне или новой луне. Есть нечто, что затмевает полное видение, и это все. И когда мы говорим, что это большее или меньшее я является плодом наших более или менее чудесных способностей, мы, возможно, столь же тщетны, как дикарь, который в первый раз посмотрел бы в телескоп и заявил, что эти неизвестные звезды и эти мерцающие огни на краю вселенной являются плодом наших инструментов. Мир не «достигает», и ничто не достигает: это мы постепенно достигает полного видения. И чем более полное это видение, тем ближе мир к совершенству, в котором он всегда был.