На пути к Сверхчеловечеству

Эта телесная «демеханизация», стало быть, похожа на демеханизацию более высших уровней — ментального и витального — но вместо того, чтобы заполнять смутную территорию ментального несознания между тем и этим уличным фонарем, между тем и этим концом улицы, теперь надо заполнять смутную территорию телесного несознания между тем и этим вздохом, между тем и этим движением, с одного конца тела до другого; вместо ментальной механики, которая раскручивает тысячу никчемных мыслей, теперь телесная механика источает тысячу неуловимых страхов, дурных предчувствий, болезненных воспоминаний, и бегает кругами по своим старым темным артериям. И каждый «зов», каждая остановка в этой механике, чтобы направить взгляд сознания на это темное раскручивание, порождает, собирает свою маленькую каплю света, свой маленький момент бытия, свой маленький огонь, который добавляет одну каплю к другой, и в конечном счете начинает создавать другое течение по этим венам, другой ритм и другую песню, и другое горение тела, что как бы делает другое тело в теле, нечто вроде светлого двойника, который становится поддержкой, «побудителем», можно сказать, старого теневого тела. Именно этот светлый двойник в конечном счете заменит (?) или преобразует старое тело. Это следующее тело земли. Это «сын тела»[49], о котором говорили риши Вед.

Короче говоря, речь идет о том, чтобы заменить автоматическую «программу», введенную в наши клетки, и весь этот непреклонный рибонуклеиновый код, который выпускает и выпускает свои маленькие сигналы бедствия и свои импульсы желез, на сознательную «программу», ввести зов света, солнечный код во всю эту трескотню клапанов и поршней и блуждающих ферментов, которые, если и восполняют наши слабости и затыкают дыры нашей неспособности напрямую впитывать великое течение подкрепляющей Гармонии, но заточают и запирают нас в донжон микроскопической энергии, которая быстро иссякает и разлагается.

Надо еще найти новую духовную культуру тела.

Это изменение клеточной, телесной программы, как и изменение прочих программ — ментальной, витальной и подсознательной — конечно же, колоссально возмущает старое равновесие, ибо первая работа Истины — это всегда сеять беспорядок, то есть, выгонять ложь, наводить свой прожектор и выявлять всех маленьких крыс, которые окопались в потайных уголках тела, выявлять тысяча и одну смерть, надо сказать. И если ложные мысли, ложные импульсы являются ложью разума и ложью сердца, то болезни являются ложью тела — и смерть является первой ложью изо всей лжи. Но, как и всегда, обнаруживается, что наша ложь является не столько врожденной ошибкой или врожденным лицемерием, сколько сопротивлением высшему порядку. Это сопротивление является защитой жизни — и ее погребением. Мы всегда смотрим на болезни как на борьбу с вредным фактором и разрушителем, но возможно, что это, прежде всего, поверхностный знак борьбы с истиной и отказа от истины, что спонтанно и автоматически зовет смерть. Стало быть, искатель сталкивается с ложью тела: болезни и смерть становятся его повседневным полем боя, возможно даже, час за часом и минута за минутой — вспышки болезней и вспышки смерти — чтобы научить делу Истины и бессмертному коду в этой смертности.

Но смерть — это слово для обозначения нечто, что не существует. Когда оставляешь свое тело, то умираешь не больше, чем когда переходишь из одной комнаты в другую или когда меняешь одежду. На самом деле смерть не «на той стороне», она здесь, каждое мгновение, она вся перемешена с жизнью, мы берем ее с собой везде, куда идем, и иногда она становится смертью. Надо схватить именно это «иногда», этот момент, это более полное движение смерти в нас. Смерть — это не «иное состояние», не несчастный случай, который вдруг сбрасывает нас в нечто иное: смерть переплетена с самой жизнью, это ее база, ее темный фундамент; и если мы распутаем эти тесно переплетенные нити, эту смерть в жизни, это я смерти, которое мягко бьется с нами и пытается день за днем, почти час за часом, вытеснить наше я истины, тогда мы завладеем ключом продления жизни по желанию. Умирают только из–за нехватки истины. Это единственная нехватка в мире. Если бы мы были полностью истинны, то были бы полностью бессмертны. Смерть является разложением лжи — ибо ложь по сути является гнилью — и мы перестанем умирать только тогда, когда станем правдивыми с головы до ног и в каждой клетке нашего тела. Короче говоря, смерть является сторожем Истины, темным ангелом на пороге бессмертия, который разрушает все, что не способно пройти чисто в Истину. Мы уже переступили через этот порог в нашем очищенном уме, мы, возможно, переступили через него в нашем сердце и в наших чувствах — теперь надо пройти его в нашем теле. Надо, чтобы я истины полностью бы заняло я смерти. Процесс обессмерчивания идет сверху–вниз: сначала в разуме, затем в сердце и в чувствах, затем в теле; но крайнее сопротивление означает и крайнюю победу.