На пути к Высокому хребту

– Есть несколько проблем, – сидя на берегу ручья в отдалении от всех, произнес я. – Первая – это Сулейма. Девочка никак не может понять, что она теперь не на острове, а в обществе, и надо вести себя достойно. Она, Фома, выказывает пренебрежение своему лорду. За это или казнят, или изгоняют. Честно скажу тебе, девочка – просто ходячая бомба. И может сильно нам навредить в дороге и Снежном княжестве тоже.

Фома внимательно слушал, не перебивая.

– Для начала ты ее выпорешь, и выпорешь прилюдно.

Фома кивнул и спросил:

– Прилюдно – это как?

– А вот так. Обездвижишь станером и при всех высечешь. Твоя невеста, ты и разбирайся с ней.

– Понял. Могу идти выполнять? – спросил Фома.

– Можешь. Но сначала скажи, с молодым сыном лера Эману-ила проблемы были?

– Нет, не было. Он немного замкнулся, когда узнал о своей матери, но потом быстро пришел в себя.

– Понял, иди.

Фома ушел.

– Не слишком ли жестоко так поступать с девочкой? – с сомнением спросила Ганга.

– Может, и жестоко, – согласился я. – Но есть всего два пути: или она меняется сама, или я ее сделаю ментальной рабыней, чего мне делать очень не хочется. Посмотрим, как справится Фома. Девочка позволила себе высказаться обо мне как о прыще. Гради-ил, что говорят ваши законы по поводу оскорбления главы дома или рода его членом?

– Его изгоняют, милорд. И всякий может отступника преследовать. Он становится вне закона. Обычно по его следам уходит отряд мстителей, чтобы кровью смыть позор. Так было с молодым Радзи-илом и его отцом.

– Вот так-то, Ганга, считай, у нее последнее предупреждение. Представь, что она такое выкинет при снежных эльфарах. Я боюсь даже подумать, что тогда произойдет. Слишком много поставлено на эту поездку, чтобы одна соплячка все испортила. Порка – самое малое, что она заслужила.

Из лагеря раздался визг Сулеймы:

– Фомочка, родной, миленький не надо-о. Ой! Гад! Ой! Я тебе руки оторву, скотина. Ой! Ой! Не надо. Миленький! Ой! Убью… Дай! Ой!.. Встать… Убью! Ой! Я больше не буду-у! Отравлю гада! Ой! Не буду больше-е.

– Не смиряется, как видишь, – повернулся я к Ганге. – Грозит. А она может выполнить свое обещание. Возьмет и отравит.

– Я ей отравлю! – взвилась моя невеста. – Сама еще выпорю.

Фома не ленился, и вскоре Сулейма просто рыдала и просила прощения, но не грозила ему всеми карами.

– Есть еще одна проблема, – потерев щеку, на которой пробивалась черная щетина, произнес я. – Это лер Эману-ил. Он не хочет, чтобы сын женился на девочке Керти. Я обещал сделать ее приемной дочерью, баронессой и дать земли в приданое, но его гордость это не оценила. Он замкнулся, узнав о предательстве жены, и я не знаю, что от него ждать. Как думаешь, Гради-ил, что он может нам преподнести?

– Трудно сказать, милорд. Выбор сына его не обрадовал. Но при этом он должен понимать, что ни одна эльфарка не пойдет за Радзи-ила замуж. Для лера Эману-ила лучший выход, если он вообще не женится. Но парень столько пережил, его сломили и выбили нашу эльфарскую спесь. Отец этого не понимает. Чтобы понять сына, нужно, чтобы он сам побывал в шкуре раба. Я думаю, что помогать вам, милорд, он не будет. Отстранится. Вы, как я понял, не стали мешать выбору его сына, раз решили сделать Керти приемной дочерью. Это его оскорбило. Но и предавать вас он не будет.

– Ну, уже и это хорошо, – кивнул я. – Без его помощи как-нибудь обойдемся. А по поводу рабства и воспитания я подумаю.

Оба на меня косо посмотрели, но промолчали.

– Знаю, – продолжил я, – что в оркских племенах есть рабы снежные эльфы, мужчины и женщины, немного, но десятков восемь наберется. Если я их выкуплю, как думаешь, Гради-ил, присоединятся они к нашему дому или нет?

– Не знаю, милорд. С каждым надо разговаривать отдельно. Кто-то захочет, кто-то нет. Наш народ очень гордый. Попасть в рабство не считается позором, а переход в другой дом, где присутствуют люди и орки, для них может быть неприемлемым. Но если выкупить моих соотечественников и разрешить им вернуться в свои дома, это было бы хорошим делом и было бы оценено по достоинству.

– По достоинству? – удивленно переспросил я. – Почему сами дома в таком случае не спасают своих подданных?

– Не принято, – пожал плечами эльфар. – Традиции, милорд. Если ты попал в рабство, значит, прогневил судьбу. Но если тебя спас инородец, значит, ты в глазах судьбы обрел милость, а на инородца его боги положили свою печать. Мы, снежные эльфары, не верим в ваших богов, в Отца орков и в деревья лесных эльфаров, но мы верим, что есть судьба. К каждому она может быть милостива или наоборот. А кто такие смертные, чтобы спорить с судьбой? Вот так думают мои соотечественники, милорд.

– Понятно, – кивнул я. – Значит, если я освобожу снежных эльфаров и отпущу, мне зачтется как проводнику божьей воли. И какие выгоды я могу из этого извлечь?

– Благорасположение тех домов, чьи родственники вернутся.

– Уже немало. Значит, начнем собирать твоих соотечественников. Теперь по поводу долга чести. Я готов помогать его исполнить, Гради-ил.

Снежный эльфар поднялся и поклонился.

– Я принимаю вашу помощь, милорд.