– Нам до утра здесь стоять! Что делаешь? Надо дальше отходить! – возмущенно сказал часовой. – Что молчишь? – часовой, апеллируя, видимо, к третьему караульному, громко сказал: – Ишлимбай! Алтын, сволочь, как хан тут уселся… Скажи ты ему…
Внезапно «сволочь Алтын» распрямился пружиной, в повороте… Нога его взлетела выше головы, ударив недовольного часового в висок…
– Кто-то уселся, – сказал Аверьянов, – а кто-то и лег…
Хилая рощица, отделявшая Аверьянова от моря костров стойбища, скрывала в себе уютный, быстрый ручей. О его существовании Аверьянова предупреждал Игнач, но Коля и сам бы догадался, конечно, об этом: рощица тянулась довольно узкой полоской лиственных деревьев вперемешку с ивовыми кустами, петляя хитрой лентой по низине…
Впрочем, о наличии ручья можно было догадаться и слепому: татары никогда не становились стойбищем в безводной местности, – тысячи людей и коней должны пить. Поэтому если татары стоят, то рядом – вода. Всегда. Непреложный закон.
Люди могут пить из болота, из луж, проросших насквозь тиной, покрытой трехслойной ряской, пронизанной стеблями и корнями кувшинок, осоки и камыша; кони пить такую воду не станут. Значит, вода обязательно будет проточной: река, мощные родники, полноводный и чистый ручей. Реки неподалеку не было. Значит, здесь должен быть хотя бы один ручей, один родник…
Все это Аверьянов знал, предполагал. Однако он не мог даже себе представить, что, перейдя ручей, он вдруг столкнется – лицом к лицу – с татарской девушкой, сидевшей совершенно неподвижно в одиночестве у самой воды, прислоняясь спиной к огромному пню старой ветлы. Лунный свет сюда, к ручью, почти не проникал, и, сливаясь с массивным пнем, девушка была совершенно незаметна пересекающему ручей, идущему прямо на нее Аверьянову.
Их глаза встретились в тот момент, когда между ними осталось не больше полутора метров.
«Подумай и стреляй», – мелькнуло в голове, но Аверьянов тут же откинул этот ход мыслей…
Что делать?
Он вдруг улыбнулся и, подмигнув девушке, тихо просвистел, как позывной, короткую музыкальную фразу из песенно-лирического репертуара вечно озабоченного Бухая, – только мотив…
Глаза девушки тут же вспыхнули в ответ, – она, безусловно, тоже знала эту песню.
Протянув одну руку в сторону Николая, девушка тихо спела:
Аверьянова немедленно бросило в пот: она назвала по имени, – подстава, засада, его ждут здесь! Стрела откуда-то из мрака прибрежных кустов уже летит и сейчас вопьется точно в горло… Он резко дернулся вбок, одновременно скользя взглядом по окрестным зарослям…
Брови девушки удивленно изогнулись, но она все же допела:
«Она же не понимает слов, которые поет», – вдруг понял Коля, наблюдая за выражением глаз девушки.
– Валенки, валенки… – продолжала петь вполголоса девушка, не понимая, что поет, но стремясь быть понятой.
«Ну и сапог же я!» – подумал Аверьянов и стал подпевать вместе с этой ночной восточной розой, – вполголоса, в унисон.
…Допев, поблагодарив взглядом и кивнув девушке на прощанье, Аверьянов вышел на опушку рощицы.
Стойбище, освещенное многими сотнями костров, лежало перед ним…
«Заодно и арбалет зарядил», – подумал Николай, вспомнив только что произошедшую спевку. Мотив «Валенок» застрял теперь у него занозой в мозгу, но это было пустяком по сравнению с тем, чем дело могло бы кончиться при ином повороте событий…
Ломиться по прямой, сквозь стойбище, лавируя между кострами, было абсолютно бесперспективно, – его тут же заметят, поднимется паника.
Николай пошел вдоль кустов ручья, огибая стан. Ручей выходил из леса.
Имело смысл, прячась в порослях на берегу ручья, петляя вместе с ручьем, достигнуть лесной опушки и, двигаясь далее вдоль нее, переместиться в ту точку опушки, от которой до шатра Берке оставалось меньше километра пути – среди костров и походных юрт…
Однако, стоя уже на лесной опушке, он почувствовал, что в голове не прояснилось: как двигаться дальше, оставалось такой же загадкой, как и час назад.
Долго находиться тут тоже было нельзя, – за спиной Николая был, видимо, водопой, к которому от стойбища вела хорошо протоптанная тропинка: хоть татары здесь встали не более двух недель назад, но десятки тысячи ног, прошедшие здесь, уже успели сделать свое дело.
Внезапно Аверьянов увидел фигуры двух батыров, шедших не от стана, а выскользнувших на тропу к водопою точно так же, как и он, – с опушки, сбоку… Замешкайся он в движении секунд на двадцать пять – он столкнулся бы с ними лоб в лоб при выходе на тропу к водопою.
Куда пойдут? Повернувшись спиной к нему, к стойбищу?
Нет! Татары повернули в глубь леса, на водопой.
Кинув взгляд на густые кусты, что справа и слева, он понял, что не успевает исчезнуть. Бесшумно уже не получится: хруст веток, качание кустов выдадут его. А убегающий с тропы всегда рождает подозрение.