На пути «Тайфуна»

Молодые толсторожие энкавэдэшники, гонящие на убой бедных политзеков, бывают только в фильмах, а в реальности весь боеспособный личный состав давно отправили на фронт, сменив женщинами, семнадцатилетними мальчишками и пожилыми вохровцами, непригодными к строевой службе. Ну а пресловутой толсторожести не способствовала голодная тыловая норма. Однако были среди конвойных и ветераны, прошедшие огонь и воду, посеченные пулями и осколками, пережившие отступления, окружения и иногда плен. По здоровью они уже были непригодны к фронту, и поэтому их направили в НКВД.

Немцы, что удивительно, почти все обросли недельной щетиной, хотя в плен их захватили совсем недавно. Видать, дисциплина у окруженцев совсем на нуле, раз они дошли до такого. Да и вид у фрицев ну такой жалкий, сразу и не поверишь, что это те самые доблестные солдаты, покорившие Европу: одеты в какое-то старое тряпье, сапоги обмотаны тряпками, а подошвы привязаны бинтом или проволокой. Тонкие немецкие шинелишки не грели зимой, и фрицевские вояки старались завернуться в одеяла и даже напяливали на себя женские платья для дополнительного обогрева. Они стояли понуро, как от физической усталости, так и от моральной подавленности. Однако наиболее разумные из немцев понимали, что теперь их положение улучшилось. По крайней мере, появится хоть какое-то питание, и в них перестанут стрелять.

Какой-то фриц, воспользовавшись остановкой, хрипловатым от простуды голосом громко запел под аккомпанемент губной гармошки. Немецкий язык я все еще знал очень плохо, и Леонов перевел мне слова песни:

Если в окопах от страха не умру,
Если русский снайпер мне не сделает дыру,
Если я сам не сдамся в плен,
То будем вновь крутить любовь
Под фонарем, с тобой вдвоем,
Моя Лили Марлен.

Лупят ураганным, Боже, помоги!

Я отдам иванам шлем и сапоги,
Лишь бы разрешили мне взамен
Под фонарем стоять вдвоем
С тобой, Лили Марлен.

– Ты что, на ходу можешь перевод рифмовать? – изумился я неожиданному таланту.

– Могу, – скромно ответил Алексей. – Но в данном случае я просто процитировал перевод Бродского.

Позиции батальона, которые нам указали, находились на берегу Чудского озера, и с ними была связана забавная история. Внешний фронт здесь достаточно редкий, а в одном месте в нашей обороне даже образовался разрыв между подразделениями, и эту дыру закрыли было армейским заградотрядом. Но вдруг командующий соседней армией решил, что нападения со стороны озера можно не опасаться, и забрал весь заградотряд себе, чтобы укомплектовать свои поредевшие дивизии. Комфронта генерал Масленников, конечно, вмешался и запретил самовольно растаскивать чужие части[51]. Но пока суд да дело, брешь решили временно заткнуть нашим батальоном, вот мы и заняли этот рубеж. Как нам обещали, всего на пару дней.

Наши предшественники успели отрыть конусные ячейки, тянувшиеся ровной цепочкой вдоль края леса. Окопчики были весьма надежно замаскированы кустарником и присыпаны снежком, так что бойцам не пришлось мучиться и долбить промерзшую землю. Не забыли здесь также соорудить дзоты и выносные пулеметные окопы. Правда, ходов сообщения почти не было, но за этот участок на берегу широкой водной преграды, пусть и замерзшей, особо беспокоиться не стоило.

До темноты мы успели освоить новый рубеж обороны и распределить участки. Двух рот вполне хватало, чтобы сомкнуть фланги с соседями, а третья рота осталась в резерве и заняла вторую линию траншей.

Нашлось и наше соединение. За ночь мы установили связь со штабом полка, который, как оказалось, расположился в нескольких километрах, и разыскали взвод боепитания. Дивизия явно прибыла в полном составе, потому что к утру нам даже привезли свежий формовой хлеб, выпеченный полевой дивизионной пекарней.

Еще до рассвета, ведь световой день сейчас очень короткий, рота начала подготовку. Взводы, оставив несколько человек в охранении, отрабатывали ведение наступательного боя, используя тактику отвлечения обороняющихся ложной фронтальной атакой, пока основные силы совершают фланговый обход. При этом особый упор на тренировках делался на метание гранат и технику переползания.