На пути «Тайфуна»

Сергей пока не спешил отдавать команду выходить из рощи. Он внимательно оглядывал окрестности станции, так как там мог спрятаться вражеский пулеметчик. Но вот началось какое-то движение. Присмотревшись, я разглядел в бинокль, что несколько наших пленных солдат подобрали трофейные винтовки и теперь сгоняли немцев в кучу, не забывая при этом собирать брошенное теми оружие.

Убедившись, что опасности нет, комбат послал наших автоматчиков на зачистку местности. Вскоре всех обезоруженных фрицев уложили на землю, а бывших пленных вытащили из закоулков, куда они попрятались во время боя, и собрали на площади. Оглядев собранную толпу численностью человек в восемьдесят, иначе и не назовешь это сборище оборванных и изможденных людей, Иванов поручил мне разобраться с ними, а сам с недовольным видом побежал подсчитывать трофеи и немногочисленных пленных. К хорошему быстро привыкаешь, и то, что еще неделю назад он назвал бы большой удачей, теперь было незначительным успехом.

Пока Стрелин и Свиридов строили освобожденных красноармейцев в какое-то подобие строя, я предвкушал, как пополню свою роту тремя десятками опытных бойцов, причем выберу себе самых лучших. Наконец все построились и рассчитались, а я на секунду задумался, как же к ним обратиться:

– Сводная рота из бывших военнопленных, – наконец осенило меня, – слушай мою команду. Смирно! Командирам выйти из строя.

Человек шесть подошли ко мне. Хотя они и старались держать строевой шаг, но все шестеро прихрамывали или слегка пошатывались. Видимо, пребывание в плену не было похоже на курорт. Офицеров среди них не оказалось, только один старшина и пять человек сержантского состава. Ну ладно, лучше, чем ничего, попробовал я себя утешить, но блиц-опрос сержантов сильно понизил мое настроение. Только два человека служили ранее в боевых частях, о чем сразу можно было догадаться, так как они держали в руках трофейное оружие, подобранное во время боя, а остальные были тыловиками. Еще хуже то, что из двух боевых командиров один носил сразу несколько повязок из покрытой бурыми пятнами материи неизвестного происхождения. Второй хоть и не был перебинтован, но зато весь покрыт ссадинами и сильно прихрамывает. Видимо, перед взятием в плен, ребята действительно сражались до последнего, в отличие от тыловиков, всегда составляющих большую часть пленных.

Не знаю, почему всем попаданцам так везет освобождать из плена красноармейцев и командиров, имеющих боевой опыт. В реальной жизни, в случае окружения, солдаты из боевых частей всегда несли значительные потери убитыми и ранеными. Причем все тяжелораненые добивались немцами или же без медицинской помощи быстро умирали.

После сортировки новых бойцов мое настроение упало еще сильнее. Лишь человек двадцать бывали на передовой, и почти все они легко ранены. Из последних сил удерживая в руках ускользающее счастье в виде заветного пополнения моей роты, я с пылом произнес перед строем речь о том, как мы бьем фашистских гадов и будем бить их дальше. Со снизошедшим на меня вдохновением я описывал толпы бредущих на восток понурых немцев, взятых нами в плен, и горы фашистских трупов, оставленных нашей ротой на своем пути. Живописал все ужасы, которым подвергается население на оккупированных территориях. Призывал отомстить за погибших товарищей. В конце я честно признался, что мобилизация советских войск еще не закончена, и осенью немцы из последних сил предпримут отчаянную попытку наступления на Москву. И только после этого мы уже будем гнать их до самого Берлина.

Когда я попросил выйти добровольцев, желающих служить в нашем доблестном батальоне, почти все вышли вперед. Осталось чуть больше десятка человек, которые и в самом деле выглядели так, что их как можно скорее нужно было везти в госпиталь. Не знаю, что больше подействовало: моя «вдохновенная» речь, желание отомстить за гибель друзей и за все страдания, которые они претерпели в плену, или просто нежелание попасть в лапы энкавэдэшников в фильтрационном лагере, через который должны проходить бывшие военнопленные.

Военфельдшер, командир нашего медвзвода, уже погрузил всех немцев, раненных во время обстрела, в грузовик и в сопровождении санитаров принялся осматривать наших новичков. После выбраковки по состоянию здоровья он разрешил оставить только человек шестьдесят, а остальных потребовал отправить в медсанбат. Ну, и то хлеб.

Разделив бойцов на три неравные группы, я передал две из них, которые поменьше, в распоряжение комбата, а оставшихся распределил по своим взводам. Теперь в роте насчитывалось семьдесят пять человек – примерно половина штатной численности.

Комиссованные по здоровью бойцы стояли в сторонке, ожидая отправки в тыл, и виновато смотрели на нас. Один из них о чем-то спорил с военфельдшером, размахивая руками. Потом, развернувшись, он решительно направился в мою сторону. Это был тот самый забинтованный сержант, только повязки у него теперь стали белые и чистые. Его фамилию я запомнил – Михеев.