К началу января все приготовления были закончены. Для проведения операции было выделено необходимое число истребителей, их распределили по секторам, составив подробные планы действий, и уже были завершены пробные испытания. Все это делалось в обстановке строжайшей секретности. У немцев имелись неплохие шансы застать англичан врасплох и провести корабли в безопасный порт.
Однако, наша Ставка Верховного Главнокомандования имела немало источников информации, и внимательно следила за противником. Сразу после норвежских рейдов советская военная миссия в Англии получила по закрытым каналам связи предупреждение о том, что карманные линкоры собираются проскочить проливы. Предполагалась, что произойдет это не позже, чем через месяц, максимум, два. Времени вполне достаточно, чтобы королевские ВВС успели принять меры и перебросили свои авиаполки на юго-восток Англии. Но сначала следовало убедить союзное командование в необходимости принятия данных мер, что было весьма непросто.
Надо заметить, что большинство английских офицеров и генералов честно выполняли свой служебный и союзнический долг. Конечно, многие представители аристократической Англии высокомерно относились к нашим командирам рабоче-крестьянского происхождения, да и вообще, считали свой строй самым лучшим, а флот сильнейшим в мире. Особенно сильно подобные настроения царили в морском штабе, тоже "лучшем в мире". Хотя англичане пока не выиграли у немцев ни одной битвы, они самонадеянно полагали себя великими стратегами, и скептически относились к любым предложениям и любой развединформации, исходящей от нас.
К счастью, победы, одержанные Красной Армией осенью и зимой, произвели огромное впечатления на англичан, и подобные презрительные настроения постепенно сходили на нет. Это тем более неудивительно, что казавшаяся поначалу успешной операция союзников в Тунисе принесла им вскоре одни разочарования.
Понравилась англичанам и идея прыгающей бомбы, за внедрение которой были награждены британскими орденами сотрудники миссии полковник Пугачев и капитан 2 ранга Морозовский.
Но хуже, чем снобистское отношение, было другое. И сам Черчилль, и его ставленники, коих было немало в командовании вооруженных сил и флота, не собиралась исполнять взятые на себя союзнические обязательства. Еще в конце сентября сорок первого года из Москвы пришло сообщение, в котором указывалось, что союзники начнут десант на французском берегу лишь когда Германия будет глубоко ослаблена, или же ситуация на советском фронте резко ухудшится, и фашисты выйдут на Кавказ. В последнем случае перед Германией открылись бы перспективы проникновения в Индию и Египет, и Великобритания потеряла бы свои владения на востоке. Но так как захват немцами Кавказа невозможен, то ожидать от англичан операций по ту сторону Ла-Манша следует не раньше, чем мы изгоним противника со своей территории. Вот тогда Черчилль счел бы возможным комфортабельно высадиться во Франции, а до тех пор он собирается развлекаться второстепенными операциями в Средиземном море.
Правда, Рузвельт, считающий врагом номер один именно Германию, а не Японию, настаивал на открытии эффективного второго фронта и желал скорейшего нанесения удара в промышленный район Рура. Но британский премьер, мечтавший, чтобы СССР вышел из войны ослабевшим, всячески создавал у американского президента впечатление, что нужно спасать положение в Африке, а Советскому Союзу помогать лишь отправкой военных грузов.
Впрочем, с отправкой конвоев Черчилль также не торопился, прибегая к всевозможным хитростям и ухищрениям, чтобы задержать суда. Летом, по его мнению, было слишком светло, что грозило обнаружением конвоев, а зимой граница арктических льдов вынуждала корабли слишком сильно приближаться к берегам оккупированной Норвегии. Не гнушались англичане и прямым саботажем, недогружая транспорты, идущие в наши порты. Нельзя не упомянуть также о возмутительном приказе топить свои суда в случае малейшего повреждения, даже если они остались на ровном киле и сохраняли ход.