На пути «Тайфуна» 4

— Нашли время. И долго расшифровывать?

— Не, тут лишь несколько слов переданы шифром, да отправитель с получателем заменены кодовым номером. Все, уже готово, — окинув взглядом соратников, не все из которых служили в нашей дивизии, Леонов, задумался, но решил, что скрывать нечего. — Помнишь, в Эстонии пропал штрафник Бабаев. Так вот, он перебежал к немцам и дает показания.

— Досадно, но чего особисты от нас хотят?

— Просят припомнить, какие важные сведения Бабаев мог знать и сообщить фрицам.

— Да что он там мог… — раздраженно начал я, и вдруг, вспомнив кое-что, осекся. — Авдеев, радируй в дивизию прямым текстом: Бабаев мог догадаться, что нашу дивизию скоро перебросят в Финляндию.

Но Павел не отозвался и с напряженным лицом вслушивался в трубку, а потом вдруг заорал в нее так, что корректировщики на башне могли услышать его и без телефона.

— Вышка, мать вашу! Толком доложите, что у вас там стряслось!

* * *

Матиас Хакала когда-то клял свою судьбу за то, что вырос он невысоким и тщедушным. Зато из-за хлипкого телосложения в тридцать девятом его не взяли в армию, приписав во вторую категорию, а после лишь раз призывали на сборы. Правда, в июне сорок первого, когда перед большой войной в Финляндии объявили всеобщую мобилизацию, Матиаса все-таки призвали. Но все равно не отправили к границе, а определили в столичную береговую батарею. Штат подразделения, расположенного в далеком тылу, был неполным, и солдат, зачисленный в хозяйственное отделение, служил и плотником, и повозочным, и младшим поваром, а порой и помощником слесаря в оружейной мастерской. Служба не тяготила, похлебки и каши с картошкой худенькому парнишке хватало досыта, а война шла где-то далеко. Одним словом, живи да радуйся. Но в одну неладную ночь всех солдат в казарме разбудили невесть откуда свалившиеся немцы, а после согнали в солдатскую столовую, позволив только наспех одеться.

Матиас ничего не понял, но особо не волновался, хотя вокруг слышалась стрельба. Кто там с кем воюет, непонятно. Наверно, немцы отражают советский десант. Не доверяют союзникам, но оно и к лучшему. Пусть сами сражаются, а мы целее будем.

Флегматичный, как многие хуторяне-суомцы, Хакала присел в уголочке, спокойно пожевал табак и даже умудрился задремать, словно бывалый фронтовик, не обращающий внимания на канонаду. Однако он подскочил, как и все пленные, когда раздался громовой выстрел со стороны орудийной башни обуховок.

Офицеров и фельдфебелей конвоиры предусмотрительно поместили отдельно, если только не расстреляли, однако в столовой, превращенной в тюрьму, находилось несколько сержантов, принявших на себя командование. Коротко посовещавшись, они мельком осмотрели заключенных и остановили выбор на Хакале.

Парня схватили за руку и потащили в подсобку, на ходу всучив рукавицы и нахлобучив теплую шапку. Матиас перепугался, но вбитая за время службы субординация не позволяла задавать вопросы, и он послушно шел, куда его вели.

Хакала подвели к маленькому оконцу, расположенному почти под самым потолком, и только тогда он понял, чего от него хотят:

— Мне нужно пробраться в штаб батальона на Исосаари, да?

Немолодой уже капрал Турунен, призванный из запаса и пользующийся, благодаря своей рассудительности, авторитетом даже среди старших по званию унтеров, одобрительно хлопнул парнишку по плечу:

— А ты не трус. Вижу, мы не ошиблись в тебе, и это хорошо. Мало кто может протиснуться в эту форточку, и мало кто вел себя в эту ночь так хладнокровно, как ты. Но в батальон ты не пойдешь. Красные накинулись на Исосаари большими силами. Наверно, целую армию бросили в наступление, и до утра там не останется ни одного человека. Поэтому пойдешь в Хельсинки. Возражения есть?

Матиас понятия не имел, как проберется через посты, но спорить с обладателем лычек не смел.

— Нет возражений, — довольно хмыкнул капрал. — Ну, тогда слушай. Русские прошли на Куйвасаари в немецкой форме и потому захватили врасплох. Это бы ничего, пленных они не расстреливают. Но красные сумели зарядить двенадцатидюймовки. А палят они куда?

— По Исосаари, — предположил солдат.

— Верно, а тамошние батареи сейчас начнут стрелять в ответ, то есть по нам. Мы видели в окна, как русские сразу забегали, начали переводить своих раненых в старый артсклад, а пехотинцев прятать по укрытиям. Наши тоже стали кричать, просясь в убежище. Повести нас, конечно, никуда не поведут, но зато конвоиры с пулеметом вышли из домика, в котором грелись, и заняли позицию напротив дверей. Теперь никто не увидит, как ты прошмыгнешь на задний двор. К северу сразу не иди, сделаешь крюк через батарею. Когда она стреляет, часовых убирают подальше, это я точно знаю. А там уже доберешься по льду прямо к Хельсинки.

Сержант-зенитчик Нурми, во время разговора торопливо чиркавший карандашом в блокноте, подсвеченном фонариком, и, наконец закончивший свои записи, вырвал несколько страниц и запихал их посыльному в нагрудной карман:

— Отдашь командованию, а на словах в точности передашь все, что тебе говорили.