На пути «Тайфуна» 4

Причал был оцеплен взводом военной полиции, усиленным пехотинцами. Они пропускали только подразделения, назначенные для погрузки и указанные в списке, а всех прочих, в том числе гражданских, которых здесь толпилось несколько сотен, безжалостно отгоняли от пристани. А вот роту "Си", наоборот, заставили поторопиться на посадку.

— Ральф, — крикнул Вэнс на бегу, — я тебя не спросил, где твой отец. Но если он на острове, то еще не поздно передать ему весточку.

— Он в Австралии, — откликнулся парнишка. — Ему предложили работу в Дарвине, а мы должны были переехать, когда он там устроится.

— Жаль, были бы сейчас в безопасности.

Тим кивнул ближайшим солдатам, чтобы они взяли на руки девочек, сам взял под локоть их мать, и прокричал полицейским:

— Семья военнослужащего! Жена и дети офицера!

Тим уже знал по опыту, что когда на судно набивается уйма народу, самое комфортабельное место находится на верхней палубе. Здесь, по крайней мере, можно дышать свежим воздухом. Правда, ротный сержант Берк сперва вознамерился загнать все подразделение в трюм. Но, заглянув в тесные проходы боевого корабля, население которого должно сегодня вырасти почти в три раза, он уступил эту честь другим ротам.

Едва последний батальонный клерк вскарабкался по сетке на борт, эсминец Хенли, послуживший сегодня транспортом для первого батальона, поднял якорь и быстро набрал ход, торопясь до зари уйти подальше от берега.

Тревога, не отпускавшая солдат последние недели, начала потихоньку спадать. Все уже начали склоняться к мысли, что ад уже остался позади. Правда, кормить батальон пока никто не планировал. Флотское командование предполагало, что в дороге пехотинцы будут питаться сухпайком. Но воду давали без ограничений, а разок даже принесли горячий кофе. В общем, по большому счету, жизнь налаживалась. Фрэнк достал припрятанную для такого случая сигарету, и пустил ее по кругу. На весь взвод, конечно, окурка не хватило, но Тим стрельнул у моряков целую пачку, и солдаты блаженно задымили.

Дети, закутанные в армейские одеяла, лежали тихо. То ли спали, то ли просто старались никому не мешать.

Капитан Коди, успевший побывать на мостике, собрал взводных и поделился вестями, которые узнал от старпома эсминца лейтенанта Гори. Новости из Еворпы, в основном, были хорошие. Русские активно наступали и отбрасывали гансов все дальше к западу. Но вот в Азии дела обстоят неважно, и перспективы улучшения ситуации пока не видно. На Гавайях джапы тоже явно что-то затевают. Весь их флот ушел от Кауаи, но куда, неведомо. Наземные наблюдатели ничего не заметили, а от воздушной разведки осталось буквально пара самолетов. Конечно, перед войной ходили слухи про какую-то чудодейственную радиоследящую станцию, но ее япошки разбомбили в первом же налете.

Когда стало светать, и под серым небом начала явственно проступить линия горизонта, стало ясно, что ничего угрожающего не предвидится. Флотские, конечно, стояли по боевому расписанию, но кораблю уже ничего не грозило. Окончательно успокоившись, пехотинцы, проведшие бессонную ночь, начали укладываться, подложив под голову свои тощие вещмешки, и умиротворенно засыпали.

Вэнс собирался последовать примеру подчиненных, но потом о чем-то задумался, снял куртку и, достав нож, принялся аккуратно отпарывать с рукава полковую эмблему.

Капрал Фармер, спросонья смотревший на командира, недоуменно протер глаза и осторожно спросил:

— Тим, то есть, сержант, сэр. Ты случайно не спятил?

— Билл, а ты знаешь, откуда у нашего полка взялась эта эмблема с песьей головой?

— Конечно знаю, из Сибири. Когда там шла гражданская война, наш полк в ней участвовал, и большевики уважительно назвали наших солдат волкодавами.

— И ты в это веришь? — вздохнул Тим. — Мы вот на Кауаи япошек зауважали, как бесстрашных солдат, но почему-то прозвища им придумываем исключительно ехидные и уничижительные. К тому же, теперь только русские могут одолеть Гитлера, да и с япошками без них справиться будет трудновато. Так что эта, как выразился один мой знакомый поляк, "пся крев" больше не актуальна.

Билл почесал лоб и после недолгих раздумий последовал примеру друга, а выкинув эмблему, зычным голосом завел полковой марш про бесхвостых обезьян, попытавшись по традиции добавить к нему пару похабных куплетов на тему последней кампании. Но все были слишком измотаны, чтобы поддержать певца.

Зато Ральф, грустно смотревший на видневшийся вдали берег, и думавший о Порт Алене, в котором, наверно, догорали последние головешки, тихонько запел незамысловатую песенку собственного сочинения:

В год страшный сорок первый,
В ночь перед рождеством,
Нагрянули япошки,
Порт окружив кольцом

Спокойно спали дети,
Беды никто не ждал,
Молились, чтобы Киммель
Всех чарли разогнал.

Тим пересел поближе, и тоже начал подпевать волонтеру: