Я опустился на диван. Ощущение было такое, словно меня уже заколотили в ящик. Вспомнил каждое его слово, каждый жест. Он пригрозил, что пошлет ко мне своих людей, и я подумал, не те ли это люди, что вырвали Тамаре руку? Какие же люди могут так поступить? Последние слова Джафари могли означать присутствие эмоций или, по крайней мере, подобие эмоции. ОМП не может легально действовать на Земле. Но я знал, что это не остановит Джафари. Как начальник отдела кибернетической разведки, он может подключиться к искусственному разуму армии, и тогда в его распоряжении окажется кристаллический мозг, в котором содержится в миллиарды раз больше информации, чем в органическом. В этом случае я не смогу ни снять деньги со счета в банке, ни позвонить, ни пересечь границу, ни просто миновать полицейский монитор. Я смачивал лоб Тамары до тех пор, пока усталость не одолела меня.
Уже давно рассвело, когда из спальни вышел Флако.
— Ах, Анжело, — сказал он, — если бы меня разбудил ангел смерти, я обнял бы его от всего сердца. Как я жалею, что мой дедушка не изобрел рома, которым можно было бы напиться без похмелья.
— «Небольшая цена за такое счастье», — процитировал я в ответ старую песню. Флако сел на кровать, а я обследовал голову Тамары в поисках шрама, любого признака, который мог показать, что ее мозг пересажен. Признаков не было, но это ничего не значило: хороший пластический хирург никаких следов не оставит. Сказав: «Присмотри за Тамарой», я пошел готовить завтрак. Поджарил немного бобов с рисом, открыл пакет с пончиками и сварил кофе.
Вскоре на кухню заявился Флако.
— Она спит, как ангел.
— Хорошо. — Я протянул ему тарелку. Он сел за стол. Мы ели молча.
— Могу рассказать, о чем ты думаешь, — заговорил он наконец. — Я был не настолько пьян, чтобы забыть тот звонок в ресторан. Может, перевезти ее в мой дом?
— Нет. Если он смог позвонить тебе, то знает, где ты живешь.
— Тогда нужно перевезти ее еще куда-нибудь. Мы можем спрятать ее на банановых плантациях.
— Это бы подошло, — согласился я. Мы еще немного посидели молча. Я не знал, стоит ли рассказывать Флако о вызове Джафари. Флако хороший друг и хороший человек, но в глубине души он вор. Вполне возможно, что ради денег он способен украсть Тамару.
— Что тебя тревожит? — спросил Флако. — Боишься спрятать ее на банановых плантациях?
Я погладил пальцем потертый пластик стола. Тамара поднялась и пошла в ванную: я слышал, как там льется вода. Она умывалась.
— Нет. Вчера я сделал ей инъекцию от антител. Это может быть опасно. Она может от этого умереть.
— Какова вероятность?
— Не знаю. Надеюсь, не очень высокая.
— Тогда бы я не беспокоился об этом и не выглядел бы таким мрачным. Глядя на тебя, можно подумать, что ты петух и твой хозяин умер. — Я немного посмеялся. — Послушай, дела не так уж плохи. Флако все устроит. Когда Тамара войдет, я проверю, не беженка ли она. — И он потянул себя за веко — знак, что я должен молчать.
Появилась Тамара.
— Я ухожу, — объявила она.
— Знаем, — ответил Флако. — Я иду с тобой. Спрячемся на банановых плантациях среди беженцев. Там тебя никто не найдет.
— Вы не знаете, от кого я скрываюсь, и не подозреваете об их возможностях.
— Это неважно! — продолжал Флако. — Никто не следит за плантациями: рефуджиадос слишком быстро появляются и исчезают. Там живут сотни тысяч людей, и никто никогда не спрашивает у них удостоверений личности.
— Ну, в таком случае, не знаю…
— Ты прекрасно растворишься в толпе беженцев, — повторил Флако. — У тебя такой голодный вид…
Тамара какое-то время смотрела на него, будто хотела понять некий скрытый смысл его шутки, потом принужденно улыбнулась, сказала «Хорошо» и начала есть.
— Кстати о рефуджиадос. Угадай, кого я вчера видел… — обернулся ко мне Флако. — Профессора Бернардо Мендеса! — Я слышал это имя, но не мог вспомнить, в связи с чем. Посмотрел на Тамару, мы оба одновременно пожали плечами. — Ну, ты же знаешь, Бернардо Мендес! Великий социальный инженер, который проделал такую большую работу в Чили. Тот, кто пообещал с помощью генной инженерии за три поколения вывести совершенного человека! Я видел его вчера на ярмарке. Он со своей идеей явился в Колумбию — так колумбийцы сделали ему лоботомию и выбросили за границу, в качестве примера для беженцев. Им не понравилась его разновидность социализма, и они укоротили ему мозг. Теперь он бродит по улицам в мокрых штанах и ворует еду.
Тамара отодвинула тарелку и побледнела.
— Может, это капиталисты? — предположил я. — Может, это они сделали ему лоботомию.
— Нет, — утверждал Флако. — Колумбийцы. У меня есть друг, а вот его друг точно знает.
Женщина возразила:
— Точно никто ничего не может знать. Флако улыбнулся и подмигнул мне.
— Тс, тс… так много цинизма — а ведь еще только завтрак! Какой же циничной она будет к обеду? Ну, все равно: стыдно видеть великого человека в таком состоянии: он все время мочится в штаны. Теперь он не умнее игуаны или утки.
— Не будем говорить об этом, — заключила наша собеседница, и мы закончили завтрак в молчании.